Для начинающих писателей

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Для начинающих писателей » Школа прозы » Литературная критика как наука (подборка тематических статей


Литературная критика как наука (подборка тематических статей

Сообщений 11 страница 17 из 17

11

Рифы критики
Автор: Олег Мушинский
Disclaimer. Единственной истиной в последней инстанции для русскоязычного литератора является разве что толковый словарь Ожегова. Все остальное, включая эту статью, субъективно.
Вступление
Так уж сложилось, что подобные статьи принято начинать перечислением медалей, достижений и регалий автора. Это правильно. С первых строк читатель должен знать, с кем он имеет дело. Но я всего этого перечислять не буду. Не потому, что захотелось ниспровергнуть традицию, а просто потому, что ни медалей, ни достойных упоминания заслуг у меня нет. Есть лишь кое-какой опыт, и, возможно, самым начинающим он будет не совсем бесполезен.
Собственно, о чем я? В Интернете встречается немало хороших статей, очерков и заметок, объясняющих начинающему автору, как надо и как не надо писать. Это очень нужные и правильные статьи, и заключенный в них опыт жизненно необходим новичку. Поэтому иногда вызывает удивление тот факт, что, следуя полученным советам, начинающий автор оказывается, пардон, в заднице. На самом деле, ничего удивительного нет. Просто начинающий автор не правильно понял полученные советы, а в результате не грамотно и не своевременно их применил. К сожалению, авторы этих статей, очерков и заметок - люди не только мудрые, но и занятые, и времени внятно изложить свои мысли у них нет. Поэтому они ограничиваются парой не слишком понятных фраз, справедливо полагая, что толковый новичок разберется дальше сам. Самонадеянно полагая, что я таки разобрался, попробую изложить мудрость мудрых, умудренных мудростью мудрых, по возможности более доступно. Помимо этого, я опишу некоторые ошибки, которые совершает новичок, следуя мудрым советам, и те методы, которые показали себя эффективными в возникших кризисных ситуациях.
Примечание: здесь и далее под ошибками понимаются такие действия, совершение которых ведет к ухудшению положения совершающего.

Итак, представим себе эту картину:
Раннее утро. Море Творчества еще спокойно. В небе кричат чайки, волны разбиваются о рифы, под толщей воды буднично жрут друг друга хищники всех мастей. А вдоль берега выстроилась шеренга белоснежных яхт, впервые выходящих в это неспокойное море. На берегу собралась огромная толпа зрителей, играет оркестр, колышутся флаги. Еще миг, и красная ракета дает старт молодым талантам. Ветер надувает паруса, капитан надувает щеки, корабельный казначей надувает команду. Великолепные яхты красиво отходят от причала, напарываются на рифы и тонут под свист и хохот собравшихся зрителей...
Пока пережившие кораблекрушение капитаны наперегонки с акулами плывут к берегу, а зрители делают ставки на результаты заплыва, у нас есть замечательная возможность рассмотреть обитателей рифов в естественной среде.
Обитатели моря Творчества

Мир рифов моря Творчества богат и разнообразен. Любопытный исследователь найдет здесь богатое поле для работы. Мы же, в нашем исследовании, остановимся, да и то кратко, лишь на основных хищниках, так или иначе отмеченных в нашем исследовании.
1. Барракуда. Мелкие, но зубастые рыбки. Предпочитают мутную воду, в которой легче сохранить анонимность. Часто нападают стаями. Любят ненормативную лексику в самом низкосортном ее проявлении, второго Баркова вы среди них не встретите. Иногда производят впечатление безумных, но это лишь маска, за которой скрывается злобный хищник. Самые крупные барракуды, напротив, не прячутся и всячески афишируют свою вредоносную деятельность. Заработанная в боях популярность служит им отличным щитом - никому не захочется связываться с таким без крайней необходимости. Если атакованная барракудами яхта оказывается им не по зубам, эти рыбки выпрыгивают из воды и плюются грязью в капитана, а также кричат капитанам других яхт о недостатках (часто, придуманных) атакованного капитана. У последнего в таких случаях возникает естественное желание придушить пару гнусных рыбешек и объясниться с другими капитанами. Делать этого не советую.
Лучшая тактика при встрече с барракудой, а тем более со стаей - задраить все люки и поднять все паруса. Стирайте всю грязь, которую можете удалить, и не обращайте на барракуд внимания. Что касается других капитанов, то они вполне разумные люди (ну, насколько может быть разумен человек, добровольно заплывший в море Творчества) и сами понимают, чего стоят вопли оставшейся без обеда барракуды.
2. Акула. Крупный и зубастый хищник. Кусается куда основательнее барракуд, может даже потопить неудачно построенную яхту. К счастью, этим обычно и ограничивается. Только самые мелкие акулы продолжают терзать оказавшегося в воде капитана. Акулы, как правило, хорошо знают устройство яхт, и их самые уязвимые места. В отличие от барракуд, часто нападают в открытую, хотя и внезапный удар из-под воды для них не редкость. Некоторые сильные, уверенные в себе акулы, даже зазывают капитанов проверить свои силы акульими зубами. Обычно такие акулы оставляют объявления на видных местах, где сообщают свои вкусы и местонахождение. Отважный капитан может узнать много нового о недочетах своей яхты, но должен быть готов к тому, что потреплют его основательно. В отличие от случайных жертв, вышедших на бой капитанов обычно не щадят. Иногда акулы собираются в стаи (небольшие), но чаще держатся в одиночку. Впрочем, одиночки, как правило, хорошо относятся к своим собратьям и легко образуют временные союзы.
Лучшая тактика подвергшегося нападению акулы - если вы, конечно, переживете это нападение - внимательно осмотреть пораженные места. Акулы - санитары моря, и потому не являются абсолютным злом. Атакуя наиболее слабые места вашей яхты, они помогают выявить и устранить многие недочеты в конструкции. Еще совет - если вы приняли вызов акулы критики и вам сильно досталось, не пытайтесь уничтожить акулу. Во-первых, вам это все равно не удастся. Во-вторых, другие акулы возьмут это на заметку и будут держаться от вашей яхты подальше. Если оно вам надо - тогда дерзайте, но помните, что незамеченные вами и не выявленные акулами огрехи могут очень неприятно заявить о себе при первой же серьезной буре. Так обидно потерять всю яхту, когда можно было всего-то приколотить на место отошедший лист обшивки.
3. Кархародон. Самая крупная акула. От простой акулы отличается способностью грамотно разорвать любую яхту и еще большей образованностью. Обычно это общепризнанные критики, являющиеся серьезными писателями или издателями. Они отлично ориентируются в море Творчества, знают все потенциальные недостатки и слабые места начинающих авторов. Лучшая тактика при встрече с кархародоном (хотя начинающему такое счастье выпадает крайне редко): мотать все сказанное на ус.
4. Прилипала. Мелкая, очень подвижная рыбка. Строит из кораллов подобие яхты и норовит заманить проплывающих капитанов взглянуть на свое творчество. В отличие, от легендарных сирен, эти рыбки, как правило, незлобивы, и капитаны обычно рискуют только своим временем. Справедливости ради надо отметить, что иногда прилипалы создают действительно потрясающие образы, просмотр которых стоит затраченного времени, однако такие рыбки встречаются не часто. Капитанов прилипала заманивает краткими хвалебными отзывами об их яхте - в основе данного метода лежит сетевая этика пишущей братии: прочитали тебя, зайди и ты в гости. Обычно отзывы прилипалы максимально коротки, в одно слово: "Круто!", "Супер!" и т.п. Также к отзыву может прилагаться прямое приглашение с ссылкой на конкретное произведение прилипалы, но так обычно поступают самые молодые или нетерпеливые прилипалы. Прилипалы - самые быстрые рыбки в море Творчества. Так, однажды был зафиксирован рекорд, когда одна прилипала оставила в течение одной минуты 20 (двадцать) отзывов на разных яхтах.
Лучшая тактика при встрече с прилипалой - спокойствие. Не спешите бурно радоваться похвале, прилипала вряд ли рассматривала вашу яхту. Если есть время, то из вежливости стоит взглянуть на творение прилипалы - иногда начинающий автор (к подвиду которых относятся прилипалы) может блеснуть интересной идеей. Дальше действуйте по обстановке, но помните о своем времени.
На этом краткий экскурс по тем, кто вас сожрет, будем считать законченным, и перейдем к тому, что поможет вам как можно быстрее попасть на корм морским хищникам.
Рифы моря Творчества

Риф первый. Оригинальность
Настолько распространен, что уже давно не оригинален. Тем не менее, продолжает регулярно собирать свой урожай разбившихся надежд. У этого рифа две острые вершины. Хотя некоторые исследователи полагают, что вершина всего одна, но двойная. Впрочем, для нашего случая это не существенно.
Вершина первая - нечто свое. Обычно принимает форму: "Не пишите, что уже было. Придумайте что-нибудь свое". Варианты формы под воздействием климатических условий могут меняться, но основа всегда одна и та же. Автору предлагают написать что-то такое, чего еще никто до него не писал. При этом, как правило, под водой скрываются следующие выступы:

Первое. Письменности не менее пяти тысяч лет, и все эти пять тысяч лет люди имели наглость ею пользоваться. Отсюда: вероятность того, что вы напишите что-то полностью отличное от других, обратно пропорциональна количеству писавших до вас. С одной стороны, ситуация облегчается тем, что далеко не все авторы вносили в литературу что-то свое. С другой - усугубляется тем, что вы вряд ли прочли труды всех, кто был до вас. То, чего не было раньше, и то, о чем лично вы никогда не слышали - это две большие разницы.

Второе. Не так важно: однокилевая у вас яхта или тримаран, не существенно количество матросов и парусов. Законы, несущие яхту по волнам, ничем не отличаются от законов, по которым плывут все другие яхты. Базис, фундамент, у всех один. Это обусловлено тем, что и вы, и ваши читатели - члены одного социума, и для вас существует только один, пусть и многовариантный, базис. Вы, закладывая свою яхту, выбираете варианты, но не выбираете законы. Это определяется и тем, что другого фундамента все равно нет, и тем, что другой фундамент не поймут читатели. Чтобы придумать и внятно растолковать новый фундамент, вы должны быть гением.

"Гений - это сплав знаний, вдохновения плюс хорошей дозы безумия" (ХЕЗ)

У начинающего по определению нет пока первой, и самой важной, составляющей. Следовательно, вероятность создания чего-то действительно нового стремится к нулю.
Есть еще один вариант, который опробован на некотором количестве отчаянных новичков: создать произведение, вообще игнорируя базис. Флагом и вдохновляющим примером для них служит английская "поэзия абсурда", например: "Алиса в зазеркалье" Льюиса Кэрролла. К сожалению, ни одного успеха я не видел. Все их слабые яхты были без труда потоплены акулами.
Причины их неудачи я вижу в следующем:
во-первых, "поэзия абсурда" все-таки имеет базис. Пусть извращенный, перевернутый, но он есть. Пусть это трижды кривое зеркало, но отражается в нем вполне реальное общество.
во-вторых, как вам подтвердит любой пилот - начатый маневр надо доводить до конца. Если уж взялись игнорировать все и вся, то игнорируйте от начала и до финала. Переверните все, как, например, Джек Вэнс в рассказе "Возвращение людей". Вышеупомянутые же капитаны ограничивались какими-то кусками, в результате чего их ловили на нестыковках и безжалостно топили.

Отсюда вывод: всякое произведение должно иметь некоторый нерушимый внутренний свод законов (для удобства кратко именуемый базисом). Эти законы могут сколь угодно отвергать законы привычного нам мира (реальный базис), но в рамках произведения они должны быть стройны, связаны между собой и нерушимы.

Основными ошибками начинающих в этом плане является:
1. заблуждение, что "поэзия абсурда" и аналогичные литературные направления не имеют базиса. Просто базис этих произведений и базис нашего мира сильно отличаются друг от друга, что не одно и то же.
2. игнорирование самостоятельно сложившегося базиса и, как следствие, непредумышленное его нарушение.
3. попытки доказать акулам, что в рамках фантастики возможны любые нарушения реального базиса. Поскольку вас грызут не за нарушение реального базиса, а за нарушение заявленного вами базиса (пусть и неосознанное - кому какое дело до того, насколько глубоко прорабатывали вы произведение), то отбиться не удается. Тут следует иметь в виду, что нарушение реального базиса - это фантастика, а вот нарушение внутреннего базиса - это вранье. Оправдать последнее по определению не реально. Поэтому лучше не нарываться - целее будете.

Третье. Перегруз. Приняв во внимание ошибки, описанные абзацем выше, авторы, придумавшие что-то более-менее отличное от стандарта, тратят много сил и объема на описание заявленного базиса. В результате яхта обрастает ненужными подробностями, которые хоть и разжевывают идею произведения так, что даже ежику все понятно, но настолько перегружают произведение, что яхты превращается в остров и навсегда остается у причала. География несуществующего мира сама по себе может привлечь разве что пару-тройку свихнувшихся на своей науке геологов. Только вот беда - это пара-тройка давно уехала в Антарктиду, переписывать ледяные торосы, и никто не знает: когда вернутся они и вернутся ли они вообще? Мне доводилось наблюдать таких капитанов, нервно переругивающихся с акулами и курящих на берегу в ожидании признания. Пока ни один не дождался.

Ну и, наконец, десерт. На сладкое предположим на минуту, что вы сумели-таки написать необычное, не укладывающееся в привычную схему, действительно оригинальное произведение. Это было не легко, но вы справились. Примите мои искренние поздравления, и улыбнитесь - вам в лицо летит большущий торт.
Наиболее распространенные виды тортиков: "без бутылки не разобрать" и "крутая трава у автора". Если повезет, услышите что-то более оригинальное, но, как правило, борцы за оригинальность оригинальностью не блещут.

Самая распространенная ошибка при преодолении этого рифа: затеять выяснение отношений в стиле: "да вы же сами говорили, что надо писать свое!". В лучшем случае узнаете много нового о самом себе и своей генеалогии. В худшем - банально нахамят. Смысловой нагрузки в общем словесном потоке будет немного, но, если вам она интересна, читайте следующий абзац.

СВОЕ - ЭТО НЕ ЗНАЧИТ ОРИГИНАЛЬНОЕ. А вас, обратите внимание, просили писать именно свое! Так что, стерев с лица остатки торта, берите в руки карандаш и пишите о том, что для вас действительно свое. То, в чем вы разбираетесь, о чем можете говорить долго и с душой, чтобы слова шли от сердца, а не из последнего рейтингового бестселлера, ставшего таковым за полчаса до начала написания. Последнее, кстати, несет в себе дополнительную опасность, хотя имеет и свои плюсы:

Недостатки "следования канонам":

1. Акулы критики, углядев, откуда уши растут, основательно вас за эти уши потреплют.
2. Капитаны, являющиеся фанатами конкретно этого бестселлера, весьма придирчиво соотнесут ваше творчество с оригиналом и, заметив хотя бы малейшее отклонение от канонов, потопят вас без малейшего сожаления. Если вам удастся четко выдержать "линию партии", то отделаетесь тем, что вашу яхту презрительно отнесут к разряду фанфиков и мимоходом оплюют.

Плюсы "следования канонам":

1. Мир бестселлера, как правило, уже более-менее продуман, или хотя бы устоялся в определенном формате толкования. Поэтому вам остается только вписать свою задумку в указанные рамки, что по трудозатратам значительно меньше, чем разработка почти с нуля.
2. К фанфикам, в силу их изначальной вторичности, меньше запросы. Следовательно, кусать будут не так сильно. Более того, фанфики почти никогда не привлекают внимание кархародонов.

Написание же действительно своего, в изложенном выше значении, имеет свои недостатки...:

1.Как правило, написание своего не принесет вам популярности, рейтинги ваши также вверх не поползут.
2. Укусы акул будут субъективно восприниматься более болезненно, хотя степень сжатия челюстей будет той же самой, что и в других случаях.

... и свои достоинства:

1. Кархародоны и крупные акулы могут оценить не только результат, но и ваши стремления. И, вместо того, чтобы порвать вас вместе с яхтой на мелкие кусочки, просто укажут на недостатки и даже могут подсказать, как модернизировать яхту. Такие персональные советы, как правило, многократно ценнее статей общей направленности.
2. Не считайте себя одиноким непонятым гением. Обычно таких, как вы - в базарный день не протолкнуться. Но может так случится, что вы первый из всех себе подобных сказали о чем-то значительном для остального коллектива. Это, конечно, серьезная ответственность, которая ничего, кроме проблем, не приносит, но зато вы получите шанс завоевать искреннее уважение остального коллектива и даже встретить своего читателя. Хотя многие молодые авторы считают, что читатель - это миф, придуманный метафизиками прошлого, но лично я все же склонен верить, что некоторые случаи прочтения произведений начинающих авторов полностью не укладываются в современную теорию "ответных визитов других авторов".
Вторая вершина - штампы. Штампы, разумеется, зло. Как и деньги. Для начала определимся, что же такое штамп?

"Штамп - нечто избитое, привычный образец, которому следуют без размышления" (Толковый словарь Ожегова).

Прочитали? Запомнили? Ах, даже знали? Ну, тогда "забудьте ту фигню, которой вас там учили и слушайте сюды":

Штамп - это сюжет, атрибут или персонаж, которые с определенной степенью регулярности были отмечены в последних двух-трех сотнях рассказов, прочтенных конкретной акулой критики. Бывают среди критиков и более злопамятные экземпляры, но, во-первых, они встречаются реже, а во-вторых, с ними как раз проще. Мы пока остановимся на среднестатистической акуле критики.
Среднестатистическая акула критики, при всем многообразии биографий, предсказуема, как падающий булыжник. Этот индивидуум, как правило, хорошо осведомлен:
1) о творчестве классиков, особенно того жанра, в котором выступает как критик;
2) о творчестве более-менее известных современных авторов. Более-менее, это потому, что вкусы у всех разные. Поэтому в одном ряду запросто могут стоять Лукьяненко из Москвы, Лукин из Волгограда и Лыканевязов из Усть-Урюпинска;
3) обо всех более-менее значительных сетевых конкурсах, и, соответственно, представленных на них произведений;

Так вот - это все штампы. Особенно те сюжеты, атрибуты и персонажи, которые в той или иной вариации встречались неоднократно. К примеру, темой седьмого конкурса "Рваная грелка" (официальное название "48 часов") были нанотехнологии. Поэтому все, что написано про нанотехнологии, но не на конкурс "Рваная грелка - 7", это штамп.
Теперь взглянем поглубже. Тут акулы покрупнее. Их кругозор несколько больше, но, в силу этого, они не столь категоричны. Крупные акулы и кархародоны ценят нюансы и оттенки.
Чтобы получить ярлык "штамп" от кархародона, вам мало сделать персонажа эльфом. Ваш эльф еще должен быть остроухим, прекрасным и носить такое длинное и дурацкое имя, которое ему самому не выговорить. Впрочем, эльф-штамп, как правило, бессмертен, и потому на тренировку у него уйма времени.

Решение проблемы мы все же будем искать в классическом определении штампа. Во-первых, классическое определение куда ценнее, чем глупые фантазии доморощенных критиков. Во-вторых, когда мелкую акулу критики ловят за яйца на противоречии, она быстро вспоминает классическое определение и вопит, что ее не правильно поняли.
Итак, в определении Ожегова, ключевым моментом является следование примеру без размышления. То есть плохо не само употребление штампа - он бы не стал привычным образцом, будь он плох - а его бездумное, и потому не всегда адекватное, употребление. Соответственно, мораль: всегда твердо знайте, зачем у вас на яхте та или иная деталь.
Что вы на этом можете выиграть?
1. Вы сможете обнаружить совершенно ненужные подробности, которые вполне можно выбросить за борт. Яхта поплывет быстрее, плюс, если повезет, выброшенным домкратом достанется какой-нибудь акуле по морде.
2. Знание назначения детали позволит более полно и правильно применить ее свойства.
3. В случае нападения акул - борцов со штампами, а такое нападение обязательно рано или поздно произойдет, вы сможете эффективно отразить атаку, указав на твердость своей позиции и ошибочность наезда. Кстати, в отличие от преследования акул за справедливую критику - что чревато, подобное отражение атаки воспринимается другими акулами, а то и самой напавшей акулой, вполне нормально и не несет последующих репрессий.

Рассмотрим вышеизложенное на примере. Так, в последнее время штампом считаются острые ушки эльфов, т.е. у эльфов уши лишены мочек и заострены кверху. Если ваш эльф аналогично остроух, давайте рассмотрим его повнимательнее.
1. Знание. Откуда вообще пошли острые ушки? Изначально форма уха, лишенная мочки и заостренная кверху, указывала на звериную сущность персонажа. В реальной жизни такое отклонение случалось, хоть и не в той форме, как в современных мультяшках. Маленькая мочка, не ровно закругленный верх уха - и вот уже готов кандидат на костер. Понятное дело, людям с такой проблемой приходилось уходить "в тайга", что еще более закрепляло стереотип. В литературе образ постепенно расширялся и сейчас острые ушки означают вообще близость персонажа к природе. Поэтому эльф, как и орк, и многие другие, имеет вполне законное право на остроухость.
2. Зная, что острые ушки подчеркивают близость к природе, вы вполне можете ввести разную остроухость для, например, лесных и высших эльфов. Эта маленькая деталь подчеркнет их разницу и может сама по себе послужить поводом к междоусобным конфликтам.
3. Когда к вам заявится самодовольная акула с заявлением, что острые ушки эльфов - это штамп, вы в ответ можете прочесть лекцию о разнице между штампом и видовым признаком (у человека, как правило, две руки, но никто не говорит, что это штамп). Акула будет посрамлена и уплывет. А если она даже продолжит свою атаку, вы вполне можете обойтись с ней, как с зарвавшейся барракудой, и сообщество акул критики, кроме близких друзей напавшей, будет на вашей стороне.

Наиболее распространенная ошибка тонущих на этом рифе: ссылки на известных авторов, которым эти штампы ничуть не мешали. Тут вас ждет сразу ряд подводных камней:

1. Известные авторы вдумчиво применяли эти штампы (см. чуть выше). Штампы в их произведениях присутствуют не потому, что так написалось. Они выполняют возложенную на них функцию, они работают на общую задачу и не нарушают логических законов произведения. Т.е. это уже не штамп в классическом понимании этого значения.
2. Известные авторы сами создают яркие, запоминающиеся образы, которые постепенно становятся штампами. Штучный товар от мастера - это не то же самое, что последующая штамповка заводика "Ширпотреб в массы".
3. Известные авторы, взглянем на секунду печальной правде в глаза, потому и известные, что хорошо пишут, а кашу маслом не испортишь. Тут уместно вспомнить знаменитую байку про Дж. Лукаса и его "Звездные войны": "На пресс-конференции какой-то умник указал Лукасу, что выстрелы в космосе не слышны. Лукас - богат и знаменит, а умник заведует фермой на Татуине". Мастер и из говна конфетку слепит. Вот только начинающий автор пока (подчеркиваю, пока) еще не мастер, и конфетка, скорее всего, не получится. А в исходный материал вас от души натыкают носом. Оно вам надо?
Риф второй. От Первого Лица
Этот риф малоприметен, всегда скрыт водой, но знаком практически всем капитанам, рискнувшим отправится в плавание под своим флагом. Вы с ним тоже познакомитесь, никуда не денетесь, но в этом разделе я вам заранее обрисую ситуацию. Тогда очное знакомство будет столь же обидно, но менее неожиданно.

Итак, как я уже упоминал, миновать этот риф вам, скорее всего, не удастся. Но, оказавшись в воде, не паникуйте, крупнее барракуды у этого рифа ничего нет. Обычную акулу встретить - большая редкость. Кархародоны же к нему вообще не подплывают - для них тут слишком мелко. Так что спокойно расположимся на небольшой глубине и активируем нашу фантазию.

Вообразим, что вы уже написали свое первое произведение от первого лица. От первого лица - это значит, что вы рассказываете как бы от себя. Вы говорите: "Я". Хотя вас и предупреждали не поминать себя всуе. Чем это может для вас обернуться? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте повнимательнее взглянем на вашего главного героя. Видите ли, вода у рифа От Первого Лица очень мутная, и обитающие тут подслеповатые рыбки не отличают яхту от ее капитана. Поэтому, главного героя будут ассоциировать с вами.

Если он у вас положительный, а, плюс к тому, еще и фантастический, то у вас есть неплохой шанс отделаться парой-тройкой приписанных лично вам комплексов. Каких конкретно - зависит от характера проблем вашего героя и фантазии барракуд. Поскольку у барракуд логика линейная, как траектория падающего трактора, то это будут, в основном, экстраполяции сложностей вашего героя. Например, если ваш герой спасает галактику, то вам припишут манию величия.
Гораздо интереснее случай, когда ваш герой:
1) отрицательный персонаж. В идеале: не суперзлодей, а мелкое бытовое зло.
2) описываемая вами история происходит в наши дни и не является фантастической. Т.е. история, конечно, плод вашей фантазии, но в ней нет обязательных атрибутов жанра фантастики во всем его многообразии.
Вот тут определенное количество барракуд примет как аксиому, что эта история реальна, как и ваша позиция в ней, после чего вы станете объектом их праведного гнева/презрения. Как правило, ничего интересного вы не узнаете, а весь конструктив сведется к тому, что, когда вы повзрослеете, т.е. достигнете нынешнего возраста барракуды, то станете умным и сами поймете, как вы были не правы.

Наиболее распространенной ошибкой при преодолении этого рифа является попытка что-либо объяснить или оправдаться. По моим наблюдениям, это совершенно бесполезно. Поскольку в девяти случаях из десяти вы виновны только в том, что на вас наехали. В десятом случае вы имеете дело с законченным кретином, что также не делает диалог с ним осмысленным шагом.

Оптимальный способ прохождения этого рифа заключается в большой скорости. Пишите дальше и ПОЛНОСТЬЮ игнорируйте цепляющихся к вам барракуд. Следы зубов немедленно стирайте, если есть такая техническая возможность, но ни в коем случае не задерживайтесь для объяснений. Замедлившую ход яхту тотчас догонят отставшие барракуды и вам придется иметь дело с целой стаей. Мероприятие столь же неприятное, сколь бессмысленное.
Риф третий. Ошибки
Грамматические, синтаксические, орфографические и прочие. Стоит допустить хоть одну, и вы налетите на этот риф. А вокруг - глубокое море, в котором встречается практически любая живность, начиная барракудами и кончая кархародонами.
Обычно на риф Ошибки налетают безграмотные авторы, которые рискнули поверить важным рассуждениям какого-нибудь кархародона: "Главное, это идея. А ошибки корректор вычистит" У вас есть свой корректор? Если да, мои поздравления. Если нет, то корректором придется поработать самостоятельно. На это есть ряд причин, и я попробую изложить их в порядке значимости:
1. Какой бы замечательной ни была ваша идея, о ней надо прочесть. Читатель - не телепат, и, отправив ваше творчество в корзину после прочтения первого абзаца, он так и не узнает, чего лишился. Я, к примеру, не читаю те произведения, в названии которых встречается ошибка. Возможно, я такой один. А если нет? Стоит ли рисковать?
2. Конечно, вы можете прямо сказать в аннотации/предисловии, что ваше произведение содержит потрясающую идею. Как думаете, вам поверят? Я думаю, нет. О мастере часто судят по тому, как управляется со своим инструментом. Инструмент литератора - язык, на котором он пишет. Если мастер не в состоянии управляться со своим инструментом даже на уровне ученика, какой шедевр он может сотворить? Вопрос риторический.
3. Ошибки могут исказить смысл написанного. Вспомните хотя бы классическое "казнить нельзя помиловать". Так и в данном случае: неправильно поставленная запятая может погубить все произведение. В качестве примера возьмем творчество Маяковского и его осовремененную версию (ХЕЗ):
Оригинал:
Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит, буржуй.

Новая версия:
Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит. Буржуй.
Как видите, замена запятой на точку диаметрально поменяло направленность высказывания.

4. Мелкие, но многочисленные огрехи обычно воспринимаются как нежелание автора вычистить текст и, соответственно, неуважение автора к читателю. Читатель же существо избалованное, нежное. А если до кучи этот читатель еще и акула критики - ждите трепки.
5. Ошибки в тексте вообще снижают восприятие текста. Поэтому в лучшем случае вы будете отмечены высказыванием: " в принципе, неплохо, но..." и далее подробное и бестактное тыканье пальцем по живому.

Основные ошибки, допускаемые начинающими, выглядят так:

1. "Я еще только учусь", что, кстати, чистая правда. В ответ обычно несется "Тренируйся на кошках" ((с) "Операция Ы"). Более гуманные акулы рекомендуют обратиться к учебнику русского языка. Лично я рекомендую учебник русского языка Д. Э. Розенталя и его же "Практическую стилистику".
2. "Это только первая, невычитанная версия". Ответ обычно тот же, но без варианта отсылки к учебнику. Хоть и этот ответ является правдой, но несет в себе оскорбительный подтекст: "мол, я гений, а вы, псы позорные, радуйтесь, что вообще меня читали". Чтение между строк особенно хорошо развито у граждан бывшего СССР среднего возраста. Реакцию на такой подтекст можете просчитать сами.
3. " Мы не в школе, и это не диктант". Нет, это не диктант, это сочинение на произвольную тему. Первая оценка за грамотность, вторая - за содержание. Конечно, тот факт, что вас не научили в школе родному языку, скорее ваша беда, чем ваша вина, но мне не раз доводилось видеть, как новичку ставили в вину его беду.
4. "Ошибки не главное, главное - это идея". См. выше. Особенно неудачен этот промах, если ваша идея на проверку окажется пустышкой - такое, увы, бывает весьма часто. Взбешенная потраченным зря временем акула критики оторвется по полной программе. Мало не покажется.

Все эти ошибки формируют о вас мнение, как о безграмотном, не способном внятно изложить свои мысли, школяре. Отношение будет соответствующее.

Оптимальный вариант действий: сдержанно поблагодарить за найденные огрехи, после чего проверить (критик, хоть и акула, а тоже человек) и, если надо, исправить. После чего подтянуть свои знания по русскому языку. Для реализации этой задачи рекомендую учебники Д. Э. Розенталя (все, что найдете) и чтение классиков, отлично владеющих слогом.
Риф четвертый. Безграмотность
Весьма опасное место. Немало безграмотно спроектированных яхт нашли здесь свой бесславный конец. Под безграмотностью мы, в рамках данного исследования, будем понимать незнание автором предмета, о котором пишет, и, как следствие, совершение автором грубых ошибок в описании. Обычно ошибки возникают от избытка усердия, когда автор пытается подробно описать, например, действие того или иного существующего в реальности механизма, не представляя даже приблизительно, как оно на самом деле работает. Такое украшательство хорошо до первой встречи с акулой, хорошо осведомленной в данном вопросе. Встреча, как правило, заканчивается для неосторожного автора плачевно.
Отсюда вывод: если чего-то не знаете, то лучше об этом не пишите вообще, или постарайтесь обойти технические детали как можно более обтекаемо. Собственно, вообще мало кому интересно читать как "один космонавт рассказывает другому устройство космического корабля, на котором они вместе летят уже десять лет" (ХЕЗ). Но если очень хочется, спасение тут только в одном. Добудьте соответствующие справочники, учебники и т.п. и тщательно разберитесь с описываемым вопросом.

Речь должна вытекать и развиваться из знания предмета. Если же оратор не объял и не изучил его, то всякое красноречие является напрасным. (Цицерон)

Обратите внимание на авторство цитаты. Проблема безграмотности весьма не нова, пути решения давно определены и нет никакого смысла ходить по старым ржавым граблям.

В принципе, проблемы, возникающие при прохождении этого рифа весьма схожи с проблемами Штампов, но есть и свои неприятные особенности.

Главная из них заключается в степени наносимого урона акулами, который куда более значителен на единицу усилий, чем в случае со штампами. Причина этого заключается в том, что штамп все-таки уже более-менее обкатан в использовании. Даже если он безграмотен - такое тоже бывает, и не редко - всегда остается возможность сослаться на известного автора, которому такой штамп жить не мешает. Это не поможет (см. раздел про штампы) и вашу яхту все равно потопят, но есть шанс, что проплывающий мимо капитан окажется поклонником автора, создавшего когда-то этот самый штамп, и вытащит вас из воды. В случае же с обыкновенной безграмотностью спасать вас не будет вообще никто.

Основная ошибка заключается в том, что вас вообще занесло на этот риф. Но уж если занесло, хотя бы утоните как Варяг, а не как Титаник. Не пытайтесь доказать, что это все фигня, главное - идея. Как показывает практика, такому утверждению верят только наполовину, причем на первую.

Рекомендуется при утоплении внимательно слушать и смотреть по сторонам. Основной особенностью этого рифа является то, что процесс утопления обязательно должен сопровождаться разъяснением (не всегда внятным, но это уж как повезет) ваших ошибок специалистом. Главная сложность тут - выявить этого специалиста. "Нищих умников с дипломами", без образования и с понтами, едва ли не больше, чем графоманов. К сожалению, понты свойственны и серьезным специалистам, которым за профессию обидно, так что этот признак вам мало поможет. Выявить специалиста вам помогут следующие меры:
1. Задавайте конкретные вопросы. Специалист ответит грамотно и четко. Если его аргументация сводится к постоянному повторению одного и того же, понтованию и заявлению, что такой дуб, как вы, все равно ничего не поймет, для этого надо знать науку А, науку Б и науку С, то, скорее всего, перед вами не специалист, хотя и считает себя таковым. Таких не специалистов для краткости именуют ламерами и не любят, так как ламеры склонны недостаток знаний компенсировать агрессивностью.
2. Спрашивайте ссылки и литературу, которую специалист мог бы порекомендовать новичку по своей специальности. Времена закрытых средневековых цехов давно миновали. Есть большое количество научно-популярной литературы по самым разным вопросам. Как правило, настоящие мастера в курсе основных веяний в своей специальности и не склонны делать из этого вселенскую тайну. Зато им приятно читать грамотно написанные вещи почти что о них, любимых. Убьете сразу трех зайцев: узнаете истинную личность акулы критики, получите полезную (и интересную!) информацию и снизите агрессивность акулы критики - к новичку, делающему первые шаги, совсем иное отношение, чем к ламеру.

Внимательно ознакомившись с рекомендованной литературой, вы, возможно, обнаружите некоторые противоречия. Это обусловлено тем, что: во-первых, не все можно изложить популярно без искажения, а во-вторых, разные научные школы имеют разные трактовки некоторых фактов - например, одна научная школа обещает глобальное потепление, а другая - новый ледниковый период через 10 тыс. лет. При этом нередко между представителями различных школ не наблюдается горячей братской любви друг к другу. К счастью, вам совсем не обязательно вникать в суть конфликта ученых мужей. Просто выберите ту школу/школы, что наиболее близки к вашему текущему творчеству и ознакомьтесь с их аргументацией. В подавляющем большинстве случаев, этого достаточно, чтобы миновать риф Безграмотность без особых потерь. Атаки будут реже, а ваша аргументированная позиция послужит надежной защитой.
Риф пятый. Риф им. Портоса
К рифу От первого лица тесно примыкает риф имени Портоса. По моим наблюдениям, это достаточно крупный риф. Вблизи него обитают барракуды и мелкие акулы, но иногда заплывают и кархародоны. Впрочем, последнее - большая редкость. Мне довелось наблюдать лишь один экземпляр, да и того, похоже, просто занесло течением. Жизнь вблизи этого рифа постоянно бурлит. Сложность течений еще ждет своего исследователя, а мы сконцентрируемся на тех проблемах, которые ждут вас на извилистом фарватере.
Риф имени Портоса - уникальное явление в экосистеме моря Творчества. Не смотря на активную жизнедеятельность, большое количество самых разнообразных обитателей и одно из чудес рифов - образованный переплетением кораллов девиз месье Портоса: "Я дерусь просто потому что дерусь" - здесь не произрастает никакого конструктива. То есть, абсолютно.
Конечно, возникает искушение не тратить времени зря и обойти риф им. Портоса по большой дуге, но увы. Это не в нашей власти. Течение слишком сильное. А потому давайте сиганем за борт и рассмотрим вблизи местных обитателей.
Критика здесь не указывает на ошибки. Дается лишь общее мнение, иногда сопровождаемое столь же общими советами и рассуждениями о смысле жизни. Зачастую критика на этом рифе отличается от атаки барракуд лишь отсутствием хамства.
Конечно, не у каждого есть время и желание на разбор не понравившегося произведения - примите это как печальную аксиому. Но, если есть время на длинные комментарии о смысле жизни, если акула не уходит - а смысл задерживаться, если не понравилось? - а возвращается снова и снова, то проблема уже не во времени.

Типичная ошибка: вступить в развернутую дискуссию. Только время и нервы потеряете.

Оптимальным показал себя метод прямого краткого вопроса: "а что именно не понравилось?" Нормальная акула выскажется более-менее четко: "текст нечитаем из-за ошибок", "скучно", "у вас там-то и там-то ерунда полная" или просто промолчит, поскольку ни произведение, ни автор ей совсем не интересны. Если же в ответ потянется что-то неопределенно-тягучее, смело доставайте гарпун, он же модеральник.

Еще одна часто наблюдаемая ошибка: потребовать (иногда именно требуют!) дочитать произведение до конца, а потом уже судить. Это в корне неверно. Потому ведь и брошено чтение на полпути, что читать его до конца нет никакой человеческой возможности. Это все равно, что, получив торпеду в борт, потребовать отстрелять и остальной боезапас. Иногда могут и отстрелять. Только лучше от этого вам не станет. Как и в случае с вызовом, разорвут на куски, а любая попытка дать сдачи будет воспринята всем сообществом акул как гнусность и подлость. А до берега тут далеко.
Риф шестой. Издатель
Практически каждый автор, а особенно, начинающий автор, мечтает увидеть свои произведения "на бумаге". А, раз так, то возникает закономерный вопрос о тех требованиях, которые предъявляет издатель. Эту тайну вам любезно поведают акулы и кархародоны, но не спешите кромсать свои нетленки. Реально огласить свои требования может только издатель. Иногда он так и поступает. Почитав ряд интервью с издателями и редакторами, я сумел выявить только одно безусловное требование: произведение должно быть хорошим. Понятное дело, хороший - оценка субъективная, ну так все мы люди, все мы человеки. Также иногда издатели ограничиваются определенными жанрами, специализируясь на своей нише, или выдвигают технические требования к оформлению текстов. Понятное дело, что соблюдения этих условий требует элементарная вежливость.

Помимо этого в Интернете требования издателей излагают не самые близкие к ним люди. В лучшем случае, эти требования - частный случай претензий какого-то отдельно взятого рецензента, в худшем - некая сублимация пьяного бреда, возникшего в головах самых отчаянных гуляк на фантастическом конвенте. Например, встречалось мне высказывание, что в одном издательстве не примут произведение, если на первой странице произведения ни разу не встретилась прямая речь.

В принципе, каждый имеет право на свое мнение, но помните - для издателя важно только его мнение, а не то, что считает его мнением кто-либо еще. Более того, даже соблюдение реально существующих требований не гарантирует вам публикации. А вот попытки подогнать изначальную конструкцию под все плавающие в сети слухи могут так искорежить ваше произведение, что его откажется печатать даже принтер.

Определенного доверия заслуживают слухи о размерности предоставляемых в издательство произведений. Объем издатели меряют в т.н. авторских листах, 1 а.л. = 40 тыс. печатных знаков. Журналы, как правило, не рассматривают, произведения более 3 а.л. Книжные издатели декларируют минимальный объем в 10 а.л., и не любят, когда начинающие переваливают за максимальный объем одной книги - этот объем зависит от серии и издательства.

Произведения от 3 до 10 а.л. считаются неформатными. Любой "знаток" подтвердит вам, что издательства неформат не публикуют. Если вы вдруг им не поверите, что вообще-то не вежливо, и подойдете к книжной полке, чтобы лично убедиться, то можно обнаружить, например, следующее:

Джеральд Даррелл "Три билета до Эдвенчер" ~ 8,5 а.л.
Стивен Кинг "Кэрри" ~ 9 а.л.
Дешил Хеммет "Мальтийский сокол" ~ 6,5 а.л.

Как видите, неформат публикуют, причем в любом жанре. Вывод: пишите хорошо - как будто это просто! - и публикация обязательно будет. Хотя, быть может, и не при вашей жизни.
Риф седьмой. Конкурсы
Небольшой, хорошо изученный риф, представляющий опасность лишь для самых неопытных и ранимых авторов.
"Нет нужды в больших хитростях для того, чтобы писать критику! О достоинстве книги можно судить по силе, с какой она вас ударила, и по длительности времени, с какой возвращаешься к ней."
Г.Флобер.
Отличительной особенностью этого рифа является то, что здесь часто выступают в роли критиков другие авторы. Это обусловлено спецификой сетевых конкурсов, где первый/отборочный тур обычно судят сами участники. Мнение их, понятное дело, это только их мнение.

Основная ошибка: возмущаться и предъявлять какие-то требования. Помните, вы имеете дело не с акулой критики, а с таким же автором, и требовать от него повышенной объективности в условиях обычного цейтнота и того факта, что вы, по сути, являетесь ему конкурентом в конкурсе - смешно и нелепо.

Показавшая себя эффективной тактика:
если попались, спокойно и, по возможности, с достоинством, признайте это.
если критик промахнулся, не пляшите с удовольствием на костях. Кто знает, какие ошибки он не заметил, а заметивший их, увидев вашу реакцию на критику, наверняка предпочтет промолчать - но оценку вам снизит обязательно. Потом это может вылиться в забавную картину, когда у автора десяток хвалебных комментариев и почетное предпоследнее место. У автора такой расклад вызывает искреннее недоумение, у остальных такое недоумение является поводом для насмешек. Поэтому гораздо эффективнее спокойно и четко указать на ошибки критики, обосновать свою позицию и плыть дальше. Поскольку здесь вы имеете дело, как правило, не с акулой критики, а с простым автором - у которых иногда есть совесть и она изредка даже просыпается - то он вполне может признать ошибку и более лояльно отнесется к другим недостаткам. В результате оценка ваша будет выше, а репутация - солиднее.

Еще одна вершина конкурсного рифа - обзоры. Чисто формально их можно разделить на официальные - написанные членами жюри, преноминаторами и т.п. - и не официальные - написанные участниками, сторонними наблюдателями и т.п. На самом деле, разницы нет никакой.

"-Что такое официальное лицо или неофициальное? Все это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на предмет, все это, Никанор Иванович, условно и зыбко. Сегодня я неофициальное лицо, а завтра, глядишь, официальное!"
(с) М. Булгаков Мастер и Маргарита

Другими словами, обзоры пишут все, кому не лень - от барракуды до кархародона. Обзоры бывают: полезные, бесполезные и вредные.

а. Полезные обзоры - в них (не всегда вежливо!) разбираются по косточкам рассказы конкурсантов, указываются недочеты и, если очень повезет, пути их устранения.

б. Бесполезные обзоры - их основное назначение: пропиарить автора обзора и его страничку. Содержат бессмысленные с практической точки зрения отзывы. Часто попадаются указания на грамматические и орфографические ошибки, так что могут представлять некоторый интерес для тех капитанов, которые не в ладах с языком и спеллчекером.

В. Вредные обзоры - пишутся с целью максимально безнаказанно поиздеваться над авторами.

Полезные обзоры стоит прочесть, выбрать конструктивную составляющую - указания на проблемы и т.п. - а на эмоции обозревателя по возможности не обращать внимания. Бесполезные и вредные обзоры лучше всего игнорировать. Тут, понятное дело, возникает вопрос - а как отличить первое от второго и третьего? Вот несколько практических советов, которым, понятное дело, никто не будет следовать, но зато которые дают ответ на поднятый вопрос.

1. Не читайте вообще никаких обзоров. :)
2. Приступайте к чтению обзоров только по завершении конкурса. Во-первых, после подведения итогов у вас уже не останется иллюзий и надежд - соответственно, вы будете более готовы к той волне негатива, что непременно выльется на вашу голову. Во-вторых, вы сможете сделать предварительную оценку обзора по формальным признакам, что позволит вам избежать знакомства с некоторой частью бесполезных и вредных обзоров.

Итак, на что следует обратить внимание? Для начала - на заголовок. Бывалому капитану имя автора обзора скажет многое - мир тесен, где-то да пересекались - но для новичков, увы, все пока на одно лицо. Поэтому ориентир - на заголовок. Если он длинный, запутанный и с ошибками - не тратьте на него зря время. Если обзор назван: "обсер", "всэх парву!" и т.п. - вас предупредили. Особенно обращаю ваше внимание на этот момент: если автор обзора честно предупредил, что внутри - одно гуано, то глупо обижаться, если вы залезли внутрь и обнаружили одно гуано. :) Но, допустим, название вполне нейтральное. Далее смотрим на размер обзора. Если, к примеру, обозрена сотня рассказов, а сам обзор - на пару страниц или там 5-6К - это не полезный обзор. Что-нибудь путное в такой объем все равно не влезет, а вот сотня строк в стиле "кг\ам" вполне уместится. Также, некоторые обозреватели выкладывают обзор первых пяти-десяти рассказов, после чего дополняют его по мере прочтения остальных. Заглядывать в такой обзор каждые пять минут, конечно, волнительно, но практической пользы не имеет. Дождавшись же конца конкурса, вы точно будете знать, что про вас там тоже есть. Или нет. :) Потому как бывает и так, что первые оказываются и последними. Не выдержали нервы обозревателя, вмешались жизненные обстоятельства непреодолимой силы или обозреватель таким нехитрым приемом пропиарил свою страничку - причины могут быть разными, но суть одна: обзор бесполезен. А, следовательно, рекомендуется игнорировать все обзоры, законченные до окончания подачи работ на конкурс. :) В принципе, обзоры членов жюри, как правило, более полные и корректные - положение обязывает - НО, более полные и корректные только в сравнении с остальными обзорами этого же конкурса.

Примечание: "кг\ам" - отзыв в стиле "креатифф гавно, аффтор мудак". Вообще, краткая оскорбительная рецензия.
Предположим, что формальные признаки нас удовлетворили: обзор назван корректно, размера хватит на рецензию каждому, закончен он через неделю после начала работы жюри. Открываем. Как правило, обзор предваряется неким вступительным словом, обычно бесполезным и бессодержательным. Декларируется полное ИМХО обозревателя, перечисляются его достижения и регалии, даются ссылки в непонятную даль и т.п. Нас интересует всего один абзац - обычно он ближе к концу - о вкусах и предпочтениях. Если, к примеру, обозреватель честно предупреждает, что ненавидит жанр фэнтези, а ваш рассказ - об эльфах, то можете спокойно закрывать обзор. В лучшем случае получите политкорректное 'не мое'. Если же потенциально опасных примечаний нет, прочтите первую пару-тройку рецензий, чтобы составить представление о стиле критики.

Поскольку все эти рассуждения будут пропущены и забыты, то предлагаю пойти дальше и посмотреть, каких кораллов вы сможете наломать на этом поприще.

Главная ошибка: затеять выяснение отношений с обозревателем. Имейте в виду, что здесь вы играете, во-первых, на чужом поле, во-вторых, у всех на виду. В данном случае я не буду разбирать варианты, когда вы правы и когда - нет. В любом случае вы подставляетесь под удар, так что не удивляйтесь, если этот удар нанесут. Причем совсем не обязательно по вам вдарит сам автор обзора.

Если автор обзора склонен к дискуссии, что бывает реже, чем декларируется, то у вас есть шанс совершить еще одну серьезную ошибку - потребовать объяснить свою точку зрения или понять вашу. Обозреватель не обязан это делать. Он может сделать одолжение, но требовать одолжения - просто не разумно. Лучшим показал себя такой вариант: корректно, забыв об эмоциях, изложить свою точку зрения и предложить взглянуть на ситуацию под вашим углом. Собственное любопытство для обозревателя куда весомее ваших амбиций - так уж несовершенно устроен мир. А в ходе возникшего диалога уже можно спокойно задать все волнующие вас вопросы. Не исключено, что вам ответят.
Риф восьмой. Юмор
Забавный риф, на который попутный ветер заносит яхты веселых капитанов. Вот плывут они, довольные оригинальными конструкциями своих яхт, и вдруг налетают акулы. Воспринять их атаку с чувством юмора удается не каждому.
Главная проблема здесь в том, что люди - они разные. То, что кажется смешным одному, не покажется смешным другому. Соответственно, то, что кажется смешным автору, совсем не обязательно покажется смешным остальным. Как это ни парадоксально, но к написанию хорошего юмористического произведения надо подходить серьезно.

Стеб - наиболее востребован начинающими авторами в силу своей кажущейся простоты. Увы, простота эта обманчива. Хороший стеб подобен укусу осы - четко, остро и безжалостно. Описание на ста страницах того, как тридцать три пьяных эльфа вылавливают из лужи пьяного профессора Толкиена, вызовет смех разве что у двух-трех дошколят, считающих рекламные слоганы венцом искусства.

Пародия - также весьма популярный жанр у начинающих. Увы, и здесь все не так просто. Пародия - это кривое зеркало, в котором надо отразить пародируемое произведение. Проблема в том, что для качественного отражения пародия должна быть на порядок лучше оригинала. Это легко, когда произведение плохое - достаточно лишь выпятить наружу его недостатки. Но начинающие часто не ищут легких путей и берутся пародировать мастеров. В принципе, задача - не бином Ньютона, достаточно найти и обыграть в пародийном свете какой-нибудь момент. Увы, надо искать, думать, подбирать смешную альтернативу. Гораздо проще стебануться. Так чаще всего и поступают, а потом удивляются, что их гиперсмешная пародия не смешна.

Юмор - просто смешное произведение. Весьма изученный жанр, есть свои тонкости и приемы, есть разнообразные вариации стилей, но начинающие почему-то с маниакальным упорством ломятся в стеб. Где не выдерживают марку и бывают покусаны акулами. Каждому, конечно, свое, но по моему мнению, стартовать лучше все-таки в чистом юморе, как оптимально подходящим для тренировки. Впрочем, мы не о том.

Основные ошибки: наиболее часто в ответ на любую критику (включая банальные стилистические ошибки), начинающий автор-юморист обвиняет акулу критики в отсутствии чувства юмора. Аргументация тут типа: "ну если уж это вас не улыбнуло, то..." Что тут можно сказать? Во-первых, это звучит как "сам дурак", а реакцию на такой ответ можете просчитать сами. Во-вторых, вы действительно хотите познакомиться с чувством юмора акулы критики? У некоторых оно столь ядовито, что такому яду позавидует болотная гадюка.

"Когда стрела не попадает в цель, стреляющий винит в этом себя самого, а не кого-то другого. Так поступает и мудрец" Конфуций.

Оптимальный путь: вежливо заметьте, что на вкус и цвет товарищей нет, после чего тайно проанализируйте свое произведение. Не исключено, что у вас действительно есть проблема.
Риф девятый. Хамство
В заключении мне бы хотелось предостеречь вас от попадания на этот риф. Если бурные волны обсуждений выносят вас на него, будьте особенно внимательны. Запачкаться здесь легче легкого, а вот отмыться бывает очень непросто. Многие потенциально талантливые капитаны сложили здесь свои буйные головы.

Чаще всего конфликт начинается сакраментальным: "А судьи кто?". Обычно выражается в ответе на критику в виде: "да ты сам-то кто?!". К сожалению, это не важно. Важно, что акул много, а вы будете один.

Еще один вариант: "Я гений, меня Вася хвалил, а вы все просто не понимаете настоящего искусства". Похвала друга, конечно, очень приятна, но не стоит возводить ее в абсолют. Иначе очень скоро окажется так, что кроме друга Васи, вас никто читать не станет.

Ну, и т.п., где основной смысл сводится к тому, что это критик глуп и ничего не понимает. Бывает и такое, но редко. Чаще эмоции берут верх над разумом, а потом уже поздно отмываться.

Некоторые предпочитают сразу бросаться в бой за свое детище без лишних предисловий. Тем более, что некий почти что друг наплел по секрету, что скандал - хороший пиар. Стыд не СПИД, а знать вас будут многие. Знать-то, конечно, будут. Кто-то даже взглянет из любопытства, кто это там разбушевался? Рейтинг поползет вверх. Вот здесь и кроется ловушка. Скандалов в сети много, чтобы поддерживать постоянный интерес, надо постоянно скандалить. На это уходит время. А другие капитаны в это время уходят вперед, оставив скандалиста сидящим на одинокой скале и отбивающимся тапком от акул.

В целом, хамство в ответ на критику - первый признак агрессивного недоумка, и тут совсем уже не важно, являетесь ли вы таковым на самом деле. Главное, что существует такой стереотип.

"Как человека можно распознать по обществу, в котором он вращается, так о нем можно судить и по языку, которым он выражается" Дж.Свифт

Мне доводилось наблюдать судьбу некоторых буйных капитанов. Фразы типа "как хорошо, что есть лохи, бесплатно вычитавшие мой гениальный текст", "а вот ты сам, придурок, такую фигню пишешь" и т.п. распугивают акул и даже могут привлечь на сторону капитана некоторых барракуд, но это пиррова победа. Акулы еще вернутся. Потом. Когда вы оступитесь. Когда яхта будет идти ко дну, а проплывающие мимо яхты будут обходить тонущего по большой дуге, чтобы не испачкаться в его грязи. Оказавшись в грязной воде, в окружении дождавшихся своего часа акул почти невозможно доплыть до берега, отмыться и начать все с нуля. Как правило, такой капитан быстро идет ко дну и его беспокойная душа вселяется в очередную барракуду.

Если вы склонны в ответ на критику излагать акуле критики ее творчески переосмысленную вами генеалогию, то учтите и еще один момент. Неопытный капитан по незнанию вполне может нарваться на солидного кархародона, у которого друзья-приятели - все ведущие издатели России. И будет такой капитан плакать потом, что его гениальные тексты отправляют в корзину не читая. Бесполезно. Стоны неудачника имеют хоть какой-то вес лишь в любовной поэзии для подростков.
***
PS. Ах да, мораль всей этой фигни. В смысле, зачем я это написал? Да, собственно говоря, нет никакой морали. А есть в Интернете некоторое количество хороших авторов. Их яхты еще только отчаливают, а я, со свойственным мне эгоизмом наплевав на собравшихся зрителей, предупреждаю о первых сложностях, которые ожидают рискнувших выйти в это неспокойное море.
Так что вместо морали всего один совет:
Самое главное. Советовать вам могут, и будут, многие. НО. Последуете ли вы чьему-нибудь совету или поступите по-своему, помните, в любом случае за результат отвечаете вы и только вы. Тот же самый критик, который настойчивее всех подталкивал вас к острым скалам, первый скажет, что "своей головой думать надо". И, как это ни печально, будет прав.

0

12

Вредные советы для начинающих критиков
Автор: Black Melody
Поговорим немного о критике. Нет, уважаемый автор, не о критике на ваше произведение, а о ваших отзывах на чужие тексты, а так же, что вам это даст и чем это вам грозит.
Плюсы
Плюс первый — в чужих работах отыскивать ошибки проще, чем в своих. Чужого нам не жалко. Так вы быстрее научитесь видеть и свои ошибки. Да, да, человеческую слабость «в чужом глазу соринка» тоже можно и нужно использовать.
Плюс второй — прочитав отзывы других, более опытных критиков и авторов, вы и на свой текст посмотрите чужими глазами. Заодно и как критик подрастете, ибо учиться на примерах легче, чем до всего доходить на собственном опыте или на основе сухих литературных учебников. Хотя кому как. Вы теоретик? Тогда нам не по пути.
Плюс третий — можно «разозлить» автора и гостей темы, заинтересовать, привлечь к себе внимание. А там, глядишь, народ и полюбопытствует, а как данный критик пишет, и пойдет в вашу тему. Таким образом вы вскорости наберете группу постоянных критиков и друзей, которые и станут посетителями ваших тем и дадут оценку вашему творчеству. В то время, как ожидая критиков и при этом не появляясь в чужих темах вы запросто можете обрасти пылью. Если вы, конечно, изначально не суперталантливы, что, увы, случается крайне редко.
Минусы
Минус первый — можно нарваться на неадекватного автора. Бывает. Бывает вы постараетесь, напишете длиннющую рецензию и получите от автора ушат грязи. Мол, кто вы такой, чтобы критиковать шедевр и вообще зачем сюда пришли?
Избежать большейчасти подобных ситуаций можно и достаточно легко. Прежде, чем строчить рецензию, осторожно поинтересуйтесь: «Вас поругать? Но предупреждаю, будет больно, потому что мне многое не понравилось.» В случае, если автор неадекват, это будет видно из ответной реплики. Или из ее отсутствия.
Посмотрите, что автор отвечает другим критикам. Не тем, кто хвалит, а тем, кто ругает. Если грубит, значит, разворачивайтесь и уходите. Хотя, если вы кому-то что-то решили доказать, если у вас плохое настроение и есть желание кого-то разнести и поставить на место, то кто автор такой, чтобы вам мешать? Только вот будьте осторожны и не выходите за рамки. На некоторых сайтах это наказуемо. Хотя и здесь существуют исключения — есть множество литературных страничек, где вы можете полностью отпустить тормоза.
Минус второй — вы можете сморозить глупость. Бывает. И у автора статьи, как у истинного «растяпы» бывает чаще, чем у других. И что? Вам за критику не платят. Гарантию на товар вы не даете. Тогда к чему переживаете? Помните — на ошибках учатся. Да и не компьютер вы, не обязаны знать всего. В следующий раз, если вы не дурак, исправитесь. Если даже снова ошибитесь, так ли это не страшно? Только не забывайте — иногда лучше с юмором признать свой недочет, чем упрямо бодать оппонента.
Вообще это дело каждого, как относиться к собственным ошибкам. Можно, конечно, ничего не делать, тогда точно не ошибетесь, а можно подняться и идти дальше, тогда процент ошибок будет падать, а вы — расти. А именно последнее и является вашей целью, а не мнение обиженного автора на литературном сайте.
Минус третий — потерянное время. Каждая рецензия — кусочек ненаписанного текста, слеза ребенка, которому забыли уделить внимание, невыученный урок, и т.д. и т.п. Понимаю. Но посмотрите вокруг. Мы «зря» тратим большую часть жизни. Вам не приносит удовольствие разбор чужих текстов? Да и своя писанина не очень-то? И править не хочется? Тогда, зачем вам это вообще? Может, вы просто взялись не за свое дело и лучше пойти, например, на рыбалку, комаров покормить? Я на рецензиях отдыхаю, мне это интересно, это мое хобби. Перестанет быть интересно, перестану этим заниматься. Это моя постановка вопроса. А ваша?
Минус четвертый — вы не знаете, что писать. Бывает так, что прочитав текст, критик понятия не имеет, с какого конца к нему подойти. Ну, о том, как писать рецензию, материалов море, повторяться не буду. Просто попытаюсь дать короткий рецепт для особо ленивых.
Произведение вам не нравится. Или так себе. Спросите себя — почему? Написано плохо? Не валите на автора кучу информации, вы его этим убьете или нарветесь на истерику. Вам оно надо? Выберите что-то одно, то, что легче всего на данном этапе поправить, и напишите это в отзыве. Но мягко. Осторожно. Желательно без употребления синонимов слова «графомань». Если все сделаете правильно, то нагрубит вам в ответ только уж очень глупый товарищ. А с подобными вам не по пути, не так ли?
Написано хорошо, но логика хромает. Укажите особо хромучие места. Автор тоже чаще всего будет благодарен.
Написано хорошо, логика есть, но скучно… И не можете вы сказать так однозначно — нравится или нет, хотя, вроде, все правильно. Ну тогда все. Тут либо жанр не ваш, либо произведение принадлежит к разряду «стерильных», которых очень много на литературных сайтах. Тут правильно «критикануть» может только достаточно опытный автор и критик. Вы, если вам очень уж хочется высказаться, можете написать «скучно», показать пальчиком, где особо скучно… и попробовать рассказать, как бы вы написали иначе. Я же в подобном случае стараюсь молчать.
Произведение нравится.
Только вот не пишите «браво», не надо. Некоторые опытные авторы, особенно избалованные вниманием читателей на литературных сайтах и неизбалованные издателями, могут вам не поверить. И будут правы. Потому что умников, что не читают, но разливаются в похвалах, везде хватает. Так и перекидываются положительными отзывами под иногда плохими текстами. Более ли менее разумных людей подобное не устраивает. Зато если вы напишете, что именно вам понравилось, хотя бы попытаетесь написать, проанализируете, что вас зацепило, разберете текст на составляющие, чтобы использовать это в своих работах, а заодно покажете анализ автору, думаю, он вам поверит. И будет благодарен.
Главное, пытайтесь. Потому что самый лучший способ научиться что-то делать – это делать. Иначе не бывает.
Ну и на этом пока все.

Как, не все? И у вас нашлась еще сто и одна причина, чтобы все ж не написать отзыва? Не обманывайте себя. Вы его просто не хотите писать, оттого и строите себе психологические баррикады. «Когда хочешь — делаешь, когда не хочешь, ищешь причину». Такова правда жизни, а не только написания каких-то рецензий. Никого и ничего не бойтесь. Не стесняйтесь выражать своего мнения. Спорьте, но будьте приветливым и постепенно вас начнут уважать. И авторитет ваш вырастет. А вместе с ним – уверенность в себе. Все приходит с опытом. И даже грозный дядя на литературном сайте с кучей изданных книг когда-то начинал с чистого листа. Как и вы. На этом и остановимся.

0

13

Чай с горчицей [о непризнанных "гениях"]
Автор: И.Б. Дышленко
Эта статья посвящается в первую очередь непризнанным гениям. Всем тем, кто считает, что к их произведениям предъявляются необоснованные претензии, что издательства "зажимают" молодые таланты с улицы, проталкивая бездарностей, но своих. Тем, кто с пеной у рта готов доказывать в интернете, что написал, как минимум, неплохую книгу, хотя лучше бы доказывал это не на форумах и в блогах, а в самой книге.
Вот некоторые типичные примеры того, как автор пытается доказать, что читатель не прав:
"Я так вижу мир. Вы можете не верить в него из-за своей зашоренности и топорности, но это ваши проблемы. А в моем мире все происходит именно так. Это авторское восприятие".
На первый взгляд, кажется будто автор прав. Действительно, с какой стати читатель будет указывать автору как ему следовало написать свою книгу? Но это только на первый взгляд, потому что, если попытаться спроецировать это высказывание на любое произведение, даже на откровенную халтуру, окажется, что им можно и эту халтуру оправдать. Указанное высказывание оправдывает все: скуку, вторичность, безграмотность, безыдейность, плохую игру актеров, отсутствие фантазии и прочее. Но кому нужна такая книга, которую приходится оправдывать подобными методами? Пожалуй, только самому автору.
"Кто вы такой? Вы сами хоть что-нибудь написали, чтобы критиковать? Сначала напишите, а потом других учите. Или может быть вы филолог?"
Довольно известный полемический прием, основанные на предпосылке, что критикующий человек должен владеть предметом критики лучше самого критикуемого. Предпосылка, кстати, в корне ошибочна, как и афоризм (не дословно): "Критик - это тот человек, который сделал бы это лучше меня, если бы умел". Так вот, уважаемый писатель, неужели Вы думаете, что для того, чтобы жаловаться на отсутствие горячей воды, я должен быть, как минимум, сантехником? А для того, чтобы критиковать правительство, мне, полагаю, надо сперва правительством порулить? Я кладу еду в рот, понимаю, что она невкусная, но должен молчать пока сам что-нибудь не приготовлю? Зачем? Я и так знаю, что мне не вкусно. А если смогу объяснить, что именно мне кажется лишним в блюде или недостаточным - повар должен быть мне за это благодарен, а не требовать от меня, чтобы я что-то приготовил.

Теперь о филологах. Филолог - это профессия, ей учат в высших учебных заведениях. Так вот, любой человек, когда-либо бывший студентом, имеет представление и о процессе образования и о том, как большинство студентов к этому процессу относятся. Стоит ли после этого безоговорочно доверять диплому об образовании? Стоит ли требовать диплом филолога у критикующего? Что он даст?
"Вы критикуете мой стиль и слог, но сами не можете сказать, чем он вам не нравится. А собственно, почему это я должен обращать внимание на то, что вам что-то не понравилось?"
Что касается стиля и слога, то можно отметить следующее. Существует такой общественный процесс - воспитание. Здесь все зависит от того в какой среде вы родились и выросли. Это обстоятельство повлияет на то, какой у вас выработается вкус. Вкус - величина относительная, и состояния дурновкусия или изысканности не очень четко определены. У кого-то сформировался изысканный вкус, у кого-то вкус отсутствует. Вы никак не сможете доказать человеку, имеющему дурной вкус, что ваш вкус более изысканный. В качестве примера можно привести попытку Робинзона Крузо научить своего друга-дикаря Пятницу есть мясо с солью. Однако в литературе человек обладающий изысканным вкусом, как правило, является одновременно человеком начитанным. А по-другому никак. В этом случае, он в состоянии приводить примеры из мировой классики, сравнивать и делать оценки и к его мнению нужно прислушиваться.
И в любом случае автор должен обращать внимание на то, что кому-то не нравится его произведение. Кроме тех случаев когда он пишет в стол, для себя.
"Вы прочитали одну только первую главу (аннотацию). Как вообще вы можете судить о книге не прочитав ее? "Я Пастернака не читал, но осуждаю"?"
Можно. Можно, уважаемый автор, выносить суждение и по одной только главе, и по двум-трем страницам и, даже, по одной только аннотации. Это происходит в тех случаях, когда небольшое количество текста дает уже достаточное количество информации об уровне и качестве предлагаемого продукта. Например, мне известен вкус сахара. Мне известен вкус чая. И еще мне известен вкус горчицы. Я знаю, что чай с сахаром - это вкусно. Чай без сахара тоже вкусно, хоть и не сладко, а если чай хороший, то он без сахара даже вкуснее. И я никогда в жизни не пил чай с горчицей, но при этом я очень четко представляю себе вкус того, что может получиться если смешать два этих компонента. И пить такое мне не хочется. А даже, если бы я не знал ни вкуса чая, ни вкуса горчицы, мне достаточно было бы одного глотка, чтобы все сразу понять. Зачем мучиться и выпивать всю чашку?

0

14

О критике. На заметку
Злобные, злобные критики! Завистливые неудачники, которые только и умеют, что плеваться желчью. Криворукие писаки, не способные сами создать произведение. Они вымещают свою низкую лютую злобу на молодых (и не очень) дарованиях, пишущих от сердца, души и прочих внутренних органов. Но пусть горбатятся, книжные черви, пусть делают за автора всю грязную работу, пусть вылавливают косяки и ищут запятые. Автор – умнее. Автор знает, что если критики утонули в собственных ядах, то с текстом все в порядке! Чем больше вопля вокруг произведения – тем оно лучше».
Как же часто можно встретить на просторах Сети подобные высказывания. Они есть на каждом литературном ресурсе. Хочется развенчать некоторые из этих мифов. Бесспорно, бывает так, что берутся критиковать в отместку, отыскивают смехотворные аргументы или притянутые за уши цитаты, порой, аргументами не тяготятся, просто клеймят. Это – не о нас. Хороший текст никто не назовет плохим – совесть не позволит. Чтобы исключить ошибку, существуют объективные критерии: идея, композиция, стилистика, грамотность.
Миф первый: критики сами не способны ничего создать. В подавляющем большинстве случаев критики, способные аргументировать свое мнение, пишут сами. На это указывает знание теории. Во многих случаях они пишут, как минимум, не хуже критикуемых авторов. Обычно, у этих людей довольно приличный опыт общения с издательствами. Мнение же критика, не удостоившего отзыв аргументами, едва ли можно брать в расчет.
Миф второй: злобный критик делает за автора всю грязную работу. Всю грязную работу способны доделать только издательские редактор и корректор. Большой развернутый отзыв, дополненный построчником, обычно относится к текстам двух видов: либо к хорошему, либо к плохому.
Наверное, не стоит пояснять, почему длинный отзыв получает плохой текст – слишком много ошибок. Если плохой текст получает построчник, обычно это выборочные цитаты, указывающие на основные распространенные ошибки, выборочная перловка и/или некоторые стилистические ошибки, на частые грамматические ошибки. Это далеко не все косяки в тексте. Автор, думающий, что исправив это, приведет свой текст к идеалу – заблуждается. Вычитывать критику такой текст не имеет никакого смысла – его нужно править и переписывать. Обычно автор получает рекомендации почитать тот или иной материал по лит. мастерству.
Хороший текст получает длинный отзыв по причине того, что с ним можно работать, можно улучшить, не переписывая кардинально. Здесь можно поискать и стилистические ошибки, и опечатки, которые не заметил автор, и запятые. Но и здесь построчник может оказаться бесполезным, потому что редко серьезный автор оставляет первый черновик.

Миф третий: чем больше вопля – тем лучше текст. Каждый волен заблуждаться, как хочет, но не очень умен тот автор, который после нескольких аргументированных отзывов, говорящих об обратном, продолжает так считать. Шумиха вокруг корявого опыта начинающего и скандального бестселлера – слишком разные вещи.

0

15

Кодекс критики
Автор: Борис Борисович Михин
«Всякая критика предполагает некую точку опоры, принятие чего-то, что некритикуемо в данное время и в данном контексте (это может стать объектом критики в другое время и в ином контексте)».
Л. Витгенштейн, поздние работы («Новая философская энциклопедия»).
ОБЩАЯ ЧАСТЬ
Введение
Цели статьи – очередная попытка найти «точку опоры» любителям (но не профессионалам) поэзии, доступно рассказать о правилах чтения и разбора (критики) стихотворения, а также установить некоторые непрофессиональные общие критерии в этой области, на которые можно будет в дальнейшем как-то опираться. Ну и, как показала практика, статья помогла многим увлекающимся поэзией немного разобраться в ней, без, довольно скучных, «академических» выкладок.
Здесь используются сразу несколько источников, на сегодняшнее время признанных авторитетными в этом вопросе. Однако применение их авторское и более чем вольное. Вполне возможно, что «настоящим крутым профессионалам» (или считающим себя таковыми) статья может показаться варварски-дилетантской. Но для начинающего, представляется мне, её вполне будет достаточно, чтобы быстро встать «в начало пути». Всё, что есть ниже – не бездушная типовая «методика анализа», не позволяющая отступать от неё ни на йоту, а скорее фундамент для дальнейшего развития личного творчества.
Спорить и не соглашаться с автором – святое право и даже обязанность читателя, однако… а кому от этого будет лучше? Если читателю, то спорь себе на здоровье (развиваясь при этом, если заочный спор будет аргументированным), но уже без меня. А я «двинусь» после статьи дальше. Ведь впереди есть ещё масса других интереснейших дел.
Предпосылки
Существует объективная связка: автор-текст-читатель, смысл существования которой – передача информации. И здесь у каждого своя роль. Задача автора – при изложении информации быть понятым. Задача текста – хранить информацию, живя своей жизнью. Задача читателя – понять информацию. Таким образом, читатель «декодирует», «реконструирует» мысль автора в процессе восприятия текста.
Восприятие текста у разных людей (и у одного и того же человека в разных обстоятельствах) различно и зависит от объективных обстоятельств (образование, вкус, уровень владения языком, возраст, среда обитания, эмоциональное состояние, и т.д.). Важнейшими из них для нас являются сочетание нескольких, совокупность которых назовём: «уровень подготовленности читателя». Восприятие – составное понятие. Бывает: сознательным (воспринимается базовое, архетипичное значение слова, концепт (лингв.) или феномен "вещи в себе" (философск.)); и подсознательным: когда базовое значение слова отчётливо не совпадает с контекстом словосочетания, образа, однако читатель мгновенно «воспринимает» альтернативное значение слова. Не факт, что именно этот смысл закладывался автором. Наоборот – в поэзии чаще всего так и бывает, поскольку «каждому своё».
Павел Кулешов невероятно удачно назвал эту особенность человеческого восприятия смысла слов «смысловым пятном»: «Если Вы высказываете мысль, которая чуть сложней или чуть подробней, чем «смысловое пятно» Вашего собеседника, то оно автоматически будет замещать всё, что будет Вами сказано. ВАШ СОБЕСЕДНИК ДАЖЕ НЕ БУДЕТ ПЫТАТЬСЯ ДОСЛОВНО ЗАПОМНИТЬ ВАШИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ, А ПРОСТО БУДЕТ ПОДСТАВЛЯТЬ ВМЕСТО ВАШИХ – СВОИ, И ПОТОМ В ТАКОМ ВИДЕ БУДЕТ ВАС ЦИТИРОВАТЬ. И при этом будет глубоко убеждён в том, что правильно всё понял.» Именно здесь ломается больше всего копий при разборе образной составляющей текста. Было дело, изучал я «для себя» эти моменты подробнее в статье «Геометрия поэзии». К ней и отсылаю интересующихся деталями.
Тем не менее, самое важное в связке автор-текст-читатель – движение навстречу двух эго («Я», сознаний, личностей…) и их искреннее и доброе желание понять друг друга. Приступать к чтению и критике в состоянии «категорического личностного неприятия» автора бессмысленно. Скорее всего, это, как минимум, не ваш автор. Так бывает. Или же это – враг, а врага уничтожают, но не стремятся понять. Так было и будет.
Количество «значимых элементов» текста в стихотворении гораздо выше, чем в прозе. К ним начинают относиться знаки препинания, строки, пробелы, расположение стихов, шрифты, намеренные искажения слов, намеренное лексически неграмотное их применение и т.д. Система сочетаний этих элементов значительно усложнена.
Сочетание слов в хорошем стихотворении неаддитивно* их простой смысловой совокупности архетипов. Слово в нём «крупнее», чем в обычном тексте. В каждом из слов за счёт их взаиморасположения индуцируется сверхзначение, невозможное вне контекста стихотворения.
Критика – это, прежде всего, «искусство разбирать». Т.е. умение провести анализ (разобрать на составляющие), выявить закономерности и нарушения (ошибки) этих закономерностей, указать на них и предложить пути их исправления. А следовательно, критика – творческий труд, требующий серьёзного обучения. Вряд ли кто сядет в такси к шестилетнему мальчику за рулём. Вряд ли кто доверит подготовку своего ребёнка к поступлению в ВУЗ слесарю из ЖЭКа.
Восторг дилетанта от корявых плохих текстов вполне искренен, как и восторг профессионального читателя от очень сложного стихотворения. Но это два разных восторга. Дилетант, «научившись» читать, узнав огромное количество новой информации, развив свой вкус и став «профи», никогда не вернётся к плохим стихотворениям. Просто потому, что не сможет больше этого сделать никогда. Задайте себе вопрос, а почему вы сейчас не играете со своими старыми детскими игрушками? Ответ на него будет лежать рядом с только что невольно прозвучавшим у вас в голове «почему».
Таким образом, критика – это ещё и непрерывная учёба. Саморазвитие и самообразование, тренировка вкуса и понимания красоты.
Необходимо определиться, что именно оценивается в тексте. Научиться правильно задавать вопрос. Есть несколько подходов к изучению и оценке стихотворения, отличных по целям. К примеру: исторический, социальный, технический, художественный, философский, грамматический, профессиональный, и т.д. Не перегружая себя излишней пока информацией, определяемся, что нас интересует художественный подход. Но вскользь будем «подсматривать», а не совершил ли автор явных исторических, фактических (иных) ошибок. Т.е. нас будет интересовать художественная ценность стихотворения, как законченного текста, законченного произведения, которое ценно «тем, что оно есть то, что оно есть». (Ю. Лотман). Стихотворением, как частью чего-то большего (исторический момент, личность автора или его творческого пути, и т.д.) заниматься нужно, когда нужен анализ не текста, а именно этого «большего».
Метод исследования текста весьма традиционен и очень даже научен: от простого к сложному. Сначала анализ по определённым параметрам, а уж потом – синтез. Нельзя оценить «сразу» идею стихотворения, не разобравшись в семантике, контексте и безошибочности составляющих его слов, словосочетаний и образов, исполнительской технике, композиции. «Высшая» составляющая стихотворения, его идея и интерпретации оцениваются последними. Чтение стихотворения – борьба, в которой есть либо два победителя, либо два проигравших. Читатель, приступая к чтению, «готов» к поэзии, «ожидает» её, знает возможности автора, имеет свой немалый художественный опыт. При чтении читатель постоянно будет «предполагать». Ритм, рифму, сюжет, мысль, образ, и т.д. Непредсказуемая насыщенная информативность в сочетании с «в основном предсказуемой» технической составляющей – победа автора, от которой выигрывают оба. Если читатель не встретил поэзии, текст оказался насквозь предсказуем, банален, шаблонен, затянут мелочами, то даже вкупе с хорошей техникой (ритм, рифма, и т.д.) проигрывают оба. Хорошее стихотворение живёт своей жизнью. При его повторном прочтении в разных «состояниях» читатель будет всегда находить что-то новое, новые эмоции и переживания. Если стихотворение не захочется перечитывать неоднократно и думать над его смыслами, смакуя их, скорее всего, это слабое стихотворение. При условии, что уровень подготовленности читателя сопоставим с авторским, или превышает его (ученику восьмого класса философские стихотворения будут темны и скучны).
Аксиомы
Если они не ясны или «не принимаются» за таковые, то терять время на дальнейшее прочтение или последующие споры по этим базовым, принятым за аксиому параметрам нет смысла. (См. эпиграф.)
1.* "Поэзия – это концентрированная выразительность." (П. Кулешов «Признаки начинающих стихотворцев»). Поэтический текст от другого отличает его высочайшая информативность, насыщенность. Поэзия – это всегда парадокс, непредугадываемость, это сложно построенный смысл, сказанный предельно кратко, ёмко.
2.* "Стихотворение – это продукт" (П. Кулешов). И вполне понятно, что продукт бывает качественный и некачественный.
3.* Хорошее (качественное) стихотворение от плохого отличить можно, причём по объективным признакам.
4.* Сделать это способен только «подготовленный» читатель, имеющий вкус, уровень владения языком, сопоставимые с авторскими или превышающие их, прошедший специальную подготовку. Мнение дилетанта вообще не имеет никакого значения. Ни для автора, ни для других читателей, ни для стихотворения, как произведения.
5.* Авторы бывают умелые и неумелые.
6. Хорошим критиком можно стать, не будучи хорошим поэтом. Это – разные таланты.
7. Важнее всего в стихотворении – что сказано и как выразительно сказано. Его смыслы и образы. Технические средства стихотворения (рифма, ритм, и т.д.) являются вспомогательными, пусть и мощными. По ним, как по характерным признакам, мы предварительно можем отнести текст к поэтическому. Но если наличествует только техника, а нет перечисленного в п. 1, то это не поэзия. Точнее, даже не художественный текст. Утрируя – рифмованная инструкция к сотовому телефону.
Итак, мы всё ещё идём дальше вместе? Тогда поехали.
ОСОБЕННАЯ ЧАСТЬ

Разбор стихотворения

1. Вникание

Назову-ка я это дело так.
1. Медленно, с «возвратами» на предыдущие строчки и слова (для непрерывного сопоставления с дальнейшим текстом) прочитать стихотворение до конца. Отвлекающих факторов при этом (шум, движение, сильное нервное возбуждение, и т.д.) должно быть как можно меньше.
2. Запомнить своё самое первое ощущение (эстетическое переживание) по прочтении (эмоции; нравится не нравится; понятно не понятно). Оно может не значить ничего, а может оказаться самым важным. Бывает, что в результате дальнейшего разбора стихотворение получается в категории слабых, но при первом прочтении отчего-то, к примеру, возбуждает сильнейшие эмоции. И этого окажется достаточным, чтобы признать текст художественным. 3. Через некоторое время перечитать стихотворение, вновь непрерывно «возвращаясь» к только что прочитанным строчкам и катренам. В процессе такого сопоставления и «старый», только что прочитанный, текст раскрывает свои новые содержания и смыслы, и «новый», читаемый, текст выявляет каждый раз новое, скрытое семантическое содержание.
4. Если и на сознательном и на подсознательном уровне восприятия стихотворение в основном понято, и получено определённое эстетическое ощущение (эмоция, переживание, новый яркий смысл), то пора наметить «непонятные по смыслу» на ваш взгляд места и по очереди разбираться с каждым из них.
5. Разбираться с каждым из случаев необходимо обстоятельно, стараясь понять все возможные контексты и сверхсмыслы слов и образов. «Увидеть», «декодировать», «реконструировать» мысль автора в каждом конкретном случае. Подключать справочники и словари обязательно, ведь это ещё и учёба. Не в смысле ликбеза. А в смысле, что автор, обладая другим жизненным опытом, скорее всего, нашёл Новое Знание, которое и доносит с помощью только ему пока ясных выразительных средств. Неужели не хочется узнать – что именно понял автор?
6. Только после того, как стал полностью ясен (как кажется критику) общий смысл стихотворения, можно приступать к собственно критике, т.е. «оцениванию».

2. Оценивание стихотворения

2.1. Низшие уровни

Техника владения поэтической речью

Обязательные признаки

Грамотность.*
Абсолютная! И никак иначе. Хороший, мастеровитый поэт – прежде всего носитель своего родного языка. Ему жизненно необходимо виртуозно владеть языковыми средствами. Причин тому множество: тут и пропаганда культуры речи, и сохранение языковых традиций, и уважение к читателю, и правильное мышление, и… Видите ли… в совершенстве зная правила, их можно и нужно намеренно нарушать для передачи особенно тонких, невыразимых иными языковыми средствами, эмоций, состояний и мыслей. Иногда пропущенная в «нужном» месте запятая или намеренно допущенная «ошибка» (и именно так – в кавычках!) скажет читателю гораздо больше, чем многословное рассусоливание «о том же». Вспомните ситуацию, когда вы рассказали смешной анекдот, а тугодум его не понял, и вы пытаетесь, путано и сложно, ему разжевать смысл.
Короче, я считаю, что грамотность одновременно является и выразительным средством поэзии, что невозможно без виртуозного владения ею.
Богатый активный словарный запас автора*
Эллочка-людоедка и её многочисленные потомки и последователи, увы, не способны к серьёзному творчеству. Им это даже противопоказано. Но пытаются некоторые, пытаются… Правда у них это быстро проходит, если не приобретёт болезненные формы. Но тут уже – к специалисту, а не к критику.
Владение словом
«Непринуждённость», лёгкость, естественность речи, отсутствие сложных инверсий (очень желательно). Ощущение, что автор «просто говорит» стихами и не может по-другому. Ощущение, что: «Об этом сказать можно только так!».
Отсутствие очевидных ошибок
(Исторических, слово применено не в том смысле... «столица Парижа», «элеутерококк — прибор в медицине», розы в лесу весной вместо подснежников, и т.п.).
Факультативные признаки
Факультативные – вовсе не значит, что они не нужны. Отнюдь. Просто некоторые из них вполне могут отсутствовать или быть неявно выраженными. Во всяком случае, они не являются определяющими при оценивании.
Ритм
А точнее, отсутствие его ненамеренных (случайных, не задуманных автором, или мешающих восприятию, а потому ошибочных) нарушений. Вообще чёткий ритм – один из самых заметных признаков поэтической речи. Для простоты и сокращения объёма статьи я объединил и имею ввиду здесь: размер, метр, стих, строфу, клаузулы, правильное чередование мужских, женских, дактилических и других рифм, пиррихии, спондеи, паузы...
Иными словами, речь идёт о «ритмической конструкции» стихотворения. Здесь ритм – это каркас «здания - стихотворения», на котором оно держится. Писать здесь можно много и долго, но если вкратце, то: ритмический каркас должен быть в идеале ровным, «симметричным», четко чередующимся. Уж если «выпали» слоги (как это происходит в дольниках/паузниках), то и дальше в тексте они должны «выпадать» в аналогичных точках. Строфы, сколько бы их ни было в стихотворении, должны получиться в итоге одинаковыми. Но нет правил без исключений. Исключение составляют ритмические сбои (так и хочется назвать их – синкопами, как ритмические сбои в джазе), сделанные намеренно в нужных местах для акцентирования внимания читателя именно на них. Тогда «синкопа» играет на руку автору и уже является авторской находкой, иногда гениальной. Ведь именно с помощью подобного ритмического сбоя смысл стихотворения (строчки, фразы) в этом месте становится «выпуклее», ярче. Иногда подобный сбой ритма звучит набатом, иногда – могильным холодом от него веет.
Но ритм вполне может и выпасть из обоймы критериев оценки, если стихи не относятся к классическим их разновидностям.
Рифмы
Яркие и неожиданные рифмы (их наличие и количество, чем их больше, тем лучше). Отсутствие банальных, грамматических (в том числе лично мною особенно ненавидимых отглагольных) рифм (день — тень, старанье — лежанье, «нье» - «лья», кружить-дружить).
Звукопись
То, что можно назвать – благозвучность. Всякие «б», «чтоб», «жужжание», «звенение» – поменьше. «Переливание» звуков при прочтении. Соответствие звуков смыслу («у» звучит всегда тягуче и задумчиво, «л» всегда мягкое и доброе, и т.д.).
Для верлибра:
степень его ортодоксальности (чёткое и последовательное НЕсоблюдение ВСЕХ требований к классике, кроме междустрочных пауз-переносов) или анархия (эпизодическое соблюдение кое-каких ритмов, рифм, метров). Это, пожалуй что, невозможно «оценить» в конкретных баллах, однако также невозможно оставить в стороне единственный технический критерий оценки «свободной» поэзии. «Свободной» не случайно в кавычках, т.к. и там имеются, как видно выше, свои «несвободности», свои «правила». Людям вообще свойственно ошибаться на счёт «отсутствия правил». Ведь непременное несоблюдение правил – уже правило! Ведь если, даже самый безграмотный и упёртый рифмач, последовательно, пусть и из-за скудоумия и лености, но не соблюдает всё вышеизложенное – то это уже правило, пусть и нелепое и только его.
Отсутствие «поэтизмов»
Очи, перста, ангелы, круженья, страданья, (см. соответствующие словари) и прочий шаблонно-банальный мусор, если и присутствуют в хорошей поэзии, то, мягко говоря, в дозированной форме. Их появление должно быть оправдано высшим (образным или идейным) уровнем стихотворения, а не небогатым словарным запасом и бедным духовным миром автора.
Отсутствие слов-затычек
То, лишь, этот, те, так, только лишь... И прочий словесный мусор, попадающий в поэтический текст из-за слабого владения словом, малого словарного запаса или лени у автора. Чистейшая авторская недоработка.
Композиция
Стихотворение должно быть построено. Пусть неявно выделенные, но необходимы начало, основная часть (части), заключение. Некая сюжетная линия, развивающаяся канва. Какие-то выводы или итог, заставляющий читателя сделать самостоятельные выводы, или «прозреть». Есть вариант композиции, когда последняя мысль (строка) «вдруг» связывает воедино весь предыдущий набор слов, образов, перечислений. Есть – наоборот, когда последующий текст раскрывает суть первой мысли. Есть способ «закольцовывания», и т.д. Вариантов на самом деле много. Суть одна – стихотворение нужно организовывать.
А если катрены, или строки, или целые строфы в стихотворении можно запросто переставить местами, а смысл от этого не изменится – то вот вам и есть характерная композиционная ошибка.
Или ещё хлестче – «акынство». «Что вижу в окно, то и пишу», перечисляя бездумно, бесцельно. Не должно быть в конце у читателя: «Ну и что? И зачем я это читал? Тут ведь «ни о чём»».
Отсутствие лишнего
Думаю, что не стоит относить данный критерий к технике владения поэтической речью (но и обойти его стороной тоже нельзя). Скорее, это уже «чувство меры». Ведь поэзия (мы помним) – это концентрированная выразительность. В стихотворении «словам должно быть тесно, а мыслям просторно». Следовательно, в тексте не должно быть «воды», многословия. Нужно добиваться, чтобы оставалось только всё «необходимое и достаточное». «Динамика» текста. «Сложно сказанный смысл» вовсе не означает «долго сказанный смысл».
Законность
Ну, тут более-менее всем всё ясно. Не разжигание национальной, религиозной и т.д. розни… (читаем закон). Если ненорматив, то ведь и «предупреждать надо».
2.2. Высшие уровни
С задачами, до сих пор стоявшими перед автором, вполне способна справиться хорошо составленная компьютерная программа. Даже бесталанный графоман-эрудит-педант способен выполнить все предыдущие требования к тексту, и считать, что он поэт. На самом деле если использовать только вышеперечисленные критерии, то к поэзии придётся отнести и ритмично, грамотно, в рифму и логично построенную инструкцию по эксплуатации мобильного телефона, к примеру, или же кулинарный рецепт.
Однако пора, и мы переходим к высшим критериям оценки стихотворения.
Вот где-то с этого уровня и начинает зарождаться Поэзия. Знать бы ещё, где именно… Но этот вопрос уже не ко мне, а к гениям и талантам.
Информативность текста

Непредугадываемость текста
Всегда должно быть ощущение даже у искушенного у читателя: «Я совершенно не знаю, что будет сказано сейчас, как ни стараюсь предугадать развитие авторской мысли». Интрига, неожиданность за каждым следующим словом– вот что важно. И тогда каждая новая строка и образ – открытие, радость узнавания непознанного. Эмоциональный взрыв от ярко и сильно сказанного об обыденном и привычном, но невероятным образом.
Перенасыщенная информативность текста
Слов мало, а кажется, что сказано «обо всём на свете». В одной фразе – целый мир.
Многоплановость
В хороших стихах редко когда имеется один единственный смысл. Перечитывая их, всегда хочется играть заложенными в них смыслами, как яркими камешками на пляже, как калейдоскопом. Хотя и «моносмысловые» стихотворения имеют место быть. Повествовательные, рассказывающие об одном событии, конкретном чувстве. Но надо иметь ввиду, что у мастеровитого автора так бывает редко. Он и в «моносмысловое», описательное стихотворение сумеет вложить «нечто большее». И не одно.

Неаддитивность*
Напомню, о чём сказано в начале: сочетание слов в хорошем стихе неаддитивно их простой смысловой совокупности архетипов. Слово в нём «крупнее», чем в обычном тексте. В каждом из слов за счёт их взаиморасположения индуцируется сверхзначение, невозможное вне контекста стиха.
Афористичность
Хорошее стихотворение так и просится, чтобы его растащили на цитаты.
Жизненный опыт, знания автора
Согласитесь, довольно нелепо выглядят потуги подростка учить смыслу жизни ветерана войны, к примеру. Утрирую, конечно, но так проще понять. Писать наверное стоит только о том, в чём человек разобрался, пережил, проанализировал и понял «нечто».
Юмор
Вернее, его наличие у автора и в стихотворении. Не будем забывать и об этой немаловажной составляющей. Разумеется, не везде и не всегда. Непременное чувство меры, соблюдение общепринятых моральных принципов. Есть вещи, юморить над которыми просто грешно.
Ясность речи
О чем сказано, должно быть понятно не только автору, но и читателю. Представьте себе, что автор разбил райский сад у себя на даче и наслаждается его видом, а соседи пытаются разглядеть сад из-за высоченного забора и видят только макушки деревьев, да и то в прыжке. А автор искренне не понимает, почему «такой красотой» больше никто не восторгается. Да потому что не видно! Сломай забор косноязычия, и тебя поймут.
Образная составляющая (выразительность) стихотворения
Ох, ну и темка для оценки, доложу я вам! Именно здесь и ломается большинство копий в битвах о поэзии. Громадное количество терминов (гиперболы, метафоры, антитезы, сравнения, тропы, и т.д., и т.п., и проч.). Читать не перечитать, знать не перезнать. А надо ли? Мы ведь не академическим разбором пыльного от времени текста занимаемся, подсчитывая скрупулёзно количество гласных, метафор и прочей никому уже не нужной мелочи. Пусть этим занимаются буквоеды, ну и, разумеется, студенты-филологи и их преподаватели, т.к. это их работа и хлеб. А любая профессия, знаете ли, требует профессионалов.
Хотя вовсе оставить в стороне этот вопрос ни в коем случае нельзя. Требуется хотя бы несколько раз (для лучшего представления), но вникнуть в суть, разобраться для себя «кто есть ху», и иметь ввиду при написании стихотворения и критике.
Для себя данный уровень критики я пояснил следующим образом:
Яркая речь. Фантазия автора. Суметь увидеть необычное в обычном, сравнить несравнимое, сложное уместить в простом и наоборот.
Вследствие всего этого фантастического разнообразия происходит эмоциональный «пробой» читателя, достигнуто со-причастие читателя к психическому состоянию ЛГ. «Многомерность», «многосмысловость» этого состояния. Получение эстетического (и вовсе даже не обязательно – позитивного, поэзия не только цветочки-любовь, но и набат, и боль) переживания читателем.
Образы не должны быть понятны и представимы только автору (туманные, а не сложные), а читателю для их понимания чтобы требовались дополнительные разъяснения. (Не путать с образностью, когда направление полёта воображения читателя чётко задано ярким, но доступным авторским образом «Вынести б дверь в чье-то сердце с ноги» Sofy Karbo «Грусть течет по спине и лицу»Aenigma.) Так происходит из-за неумелости автора.
Будь добр сказать Ярко, Оригинально, Фантастически, как никто до тебя не смог, но… представимо!
При всём при этом «негативчик»:
В стихотворении отсутствуют банальные образы – «поэтизмы» (белая берёза, синяя птица…) и устоявшиеся сочетания, не вызывающие «целевых» эмоций (страшная тайна, горькие переживания). Набор подобных штампов найти сейчас в сети легко.
Основная идея (идеи) стихотворения

Оригинальность (креативность)
«Не-банальность» (Он прощается с Ней, Неразделённая любовь, Ура-патриотизм, и т.д.). Либо: в стандартной теме проявилась глубина миропонимания, сложный жизненный опыт автора, неожиданный ракурс её раскрытия (расставание Его и Её глазами крышки люка, на котором они стоят, например).
Социальность её раскрытия. Активная гражданская позиция автора. Мироощущение автора, не совпадающее с общепризнанным
Вообще, конечно, идея художественного произведения – это «тиран», которому должно быть подчинено всё выше перечисленное в статье. «О чём» хотел сказать автор? Идею обычно можно сказать одной фразой (хотя заметим в скобках, что в многоплановом поэтическом тексте это будет сделать довольно затруднительно))). Однако едва ли не вровень с идеей, мне кажется, в поэтическом тексте становится: «как» сказал автор. И вот тут уж если совпали: креативная, важная для людей идея, применённые художественные приёмы, «работающие» на идею, ярко усиливающие её, и отсутствие всех упомянутых «негативных» факторов, то не пора ли говорить о таланте (или бери выше) автора?
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Хотелось бы ещё обратить внимание на время написания стихотворения. Нельзя, на мой взгляд, при вынесении суждения о стихотворении не учитывать исторический фактор. Мир меняется, меняется вместе с ним и язык. И то, что для нас с вами является теперь махровой банальщиной, некогда было прорывом в литературе. Впрочем, это не мешает, например мне, совсем не читать наших классиков 19-го века, поскольку почти все их стихотворения кажутся теперь наивными и простенькими. Ну вот есть у меня ощущение, что пишут сейчас не в пример более качественнее и сильнее (ох, и достанется мне на орехи от критиков за эту мысль))). Другой вопрос, что этим талантливым людям стало слишком легко затеряться в колоссальной толпе «авторов», атакующих нас с вами «не-литературой». Но это уже совершенно другая история, помочь разобраться в которой должна, в том числе, и моя статья.
Не стал я ориентироваться на балловую систему оценивания стихотворения, поскольку она может быть самой разной и «сколькиугоднобалловой». Но необходимо помнить, что «высшие» критерии оценивания всегда в разы «дороже» низших. Просто потому, что низшим уровням можно научиться, а вот научиться Поэзии, наверное, нельзя. Это и есть трудноопределимое – «талант». Сейчас мне кажется, что допустимо обойтись и вовсе без конкретной оценки, если стоит цель «точечной» помощи. Для развития толковому и адекватному автору будет достаточно указать на ошибочные или слабо развитые уровни и предложить варианты и пути исправления. «Взгляд со стороны» – вот самое главное и наиценнейшее для начинающего. А вот как он это взгляд будет воспринимать – другая песня.
Не стоит говорить критику: «Я ТАК чувствую/ вижу», «набросал за 5 минут» «я новатор, а вы все – непонимающие новаторства закостеневшие лохи», кивать на классиков. Что, мол, критик «бесчувственный» и «сухой». А то ведь ещё некоторые считают, что все их «нескладухи и раскоряки «ниспосланны свыше»» (П. Кулешов), и они (авторы) «богоизбранные».
Нет, ну ей Богу, смешно читать подобные ответы на критику! Ответ читателя будет следующим: «Я ТАК читаю! В точности, как ты и «наваял» свой разляпистый шедевр» (П. Кулешов).
А то ещё бывают снобы: т.е. предъявляющие претензии на наличие вкуса при его отсутствии. Часто говорят о ненужности спецзнаний в поэзии. Из той же оперы, что: «А зачем таксисту учиться на права?! Сел — поехал!». (И, кстати сказать, я был именно из этих.) Проявляется категоричность, поспешность и поверхностность заключений (но не стоит забывать, что это нормально в начале). Нежелание развивать вкус дальше.
Часто я предлагаю интересному, но пока ещё разгорячённому от самоосознания «избранности» и плохо воспринимающему действительность автору, написать стихотворение, отвечающее всем канонам классической поэзии. В качестве своеобразного теста «для самого себя». А сможешь? Принцип обязательного рисования «маленькой, но красивой академической лошадки» для художника-авангардиста в действии. Если сумеет, значит и вправду мастер. И, значит, ломает традиционные формы не просто так, а осознанно, целенаправленно, пытаясь сказать что-то СВОЁ. У такого автора и поучиться не грех. Быть может, он и в самом деле нашёл нечто новое, а я его пока «не догнал». Ещё раз напомню, что критика – это ещё и всегда учёба, непрерывная учеба. Быть может, и – бесконечная.
Встретив перечисленные выше ответы на свою работу в качестве критика, я чаще всего просто долго смеюсь про себя, смакуя особенно яркие перлы новоявленного «паета». И больше никогда к нему не заглядываю, ничего и нигде из его виршей и напыщенно смешных комментариев и «мыслей» не читаю. Просто пролистываю.
Ведь в мире много других целей и смыслов жизни, много людей, с которыми действительно ИНТЕРЕСНО.
2012 г.
__________________
* Всё же настоятельно советую прочитать книгу П. Кулешова «Признаки начинающих стихотворцев», в которой об этом рассказано значительно более подробно и убедительно. Благо книга бесплатна и доступна в сети в соответствии с желанием самого автора. Всё равно лучше первоисточника мне об этом не рассказать.

0

16

Границы критики
Автор: Томас Стернз Элиот
Главный вопрос доклада связан с границами литературной критики: превышая их в одном отношении, критика перестает быть литературной, а превышая их в другом, она перестает быть критикой. 1923 году я написал статью «Назначение критики». Видимо, она не разочаровала меня десять лет спустя, раз я включил ее в книжку моих «Избранных эссе», где ее можно прочитать. Но перечитав ее недавно, я не мог взять в толк, из-за чего, собственно, был весь шум — впрочем, к моему удовлетворению, я не нашел в ней ничего такого, что принципиально противоречило бы моим сегодняшним суждениям.
Оказалось, я не могу вспомнить, что послужило поводом для моего выпада, если, конечно, не считать полемику с м-ром Миддлтоном Марри о «внутреннем голосе», в котором я вижу лишь старую aporia Авторитета, противопоставленного Индивидуальному Мнению. Ряд положений в этом эссе высказан с самоуверенностью и даже запальчивостью — не иначе как в адрес каких-то маститых критиков старшего поколения, чьи труды не отвечали моим представлениям о литературной критике. Но сейчас я уже не могу вспомнить ни одной книги, ни одного эссе или имени, представляющего собой импрессионистическую критику, против которой я ополчился тридцать три года назад.
Единственное, ради чего стоит сегодня упомянуть ту статью, — это для того, чтобы показать, в какой степени все, написанное мной на эту тему в 1923 году, «устарело». «Принципы литературной критики» Ричардса вышли в 1925 году. Со времени появления этой влиятельной книги многое в критике изменилось; моя же статья была написана еще раньше. Сегодня развитие критики идет в нескольких направлениях. Термином «новая критика» часто пользуются, не осознавая, какое разнообразие явлений он охватывает; но самим названием «новая», я думаю, признается тот факт, что наиболее крупных из сегодняшних критиков объединяет, при всем их отличии друг от друга, какое-то существенное несходство с критиками предыдущего поколения.
Много лет назад я высказал мысль, что каждое новое поколение должно создавать свою литературную критику, ибо каждое поколение «подходит к искусству со своими критериями, предъявляет к нему свои требования и ставит перед ним новые задачи». Утверждая это, я, конечно, имел в виду нечто большее, чем просто изменение вкуса и моды, тот факт хотя бы, что каждое новое поколение, воспринимающее шедевры прошлого в иной перспективе, подвержено в своем отношении к ним более многочисленным влияниям по сравнению с поколением предшествующим. Однако вряд ли я хотел сказать, что какое-нибудь крупное произведение литературной критики способно изменить и расширить содержание самого понятия «литературная критика». Не так давно я отметил, как неуклонно изменялся с XVI века по нынешний день смысл слова «образование» — не только благодаря тому, что образование вбирало в себя все новые и новые дисциплины, но и из-за того, что оно предоставлялось или навязывалось все более широким массам населения. Нечто подобное мы обнаружили бы, проследив и эволюцию понятия «литературная критика». Сравните такой шедевр, как «Жизнеописания поэтов» Джонсона, со следующей по времени и значимости критической работой «Biographia Literaria» Кольриджа. Разница между ними не только в том, что Джонсон представляет литературную традицию, к завершающему этапу которой сам принадлежит, а Кольридж защищает сильные стороны и критикует слабости нового стиля. Более глубокое различие между ними связано с широтой и разнообразием вопросов, которые Кольридж сделал предметом поэзии. Он установил связь критики с философией, эстетикой и психологией, и, поскольку эти дисциплины оказались однажды введенными в литературную критику, все последующие критики уже только на свой страх и риск могли игнорировать эти области знания. Чтобы сегодня оценить Джонсона, требуется усилие исторического воображения, зато с Кольриджем современный критик наверняка найдет много общего. Можно сказать, что сегодняшняя критика и в самом деля прямая наследница Кольриджа, который и сегодня, я уверен, так же интересовался бы общественными науками, лингвистикой и семиотикой, как он интересовался науками, доступными ему в то время.
Изучение литературы с позиции одной или нескольких из этих наук — одна из двух главных причин изменения литературной критики в наше время. Вторая причина не столь очевидна. Из-за повышенного внимания к изучению английской и американской литературы в университетах и даже школах Америки сложилось положение, когда многие критики преподают, а многие преподаватели занимаются критикой. Я не говорю, что это плохо: большая часть по-настоящему интересной критики сегодня пишется литераторами, попавшими в университеты, или учеными, впервые попробовавшими себя в роли критиков в классной комнате. В наши дни, когда серьезная работа критика в журнале представляет собой недостаточный, да и ненадежный способ существования для большинства профессионалов, за исключением единиц, такое положение неизбежно. Но оно означает, что сегодняшний критик, видимо, иначе связан с миром и пишет для иной аудитории, нежели его предшественники. Мне кажется, сегодня серьезная критика пишется для более ограниченного, хотя в количественном отношении необязательно менее широкого круга читателей, чем в XIX веке.
Недавно я поразился высказыванию Олдоса Хаксли в предисловии к английскому переводу книги французского психиатра д-ра Юбера Бенуа «Высшая мудрость» о психологии дзен-буддизма. Наблюдение Хаксли совпало с моим собственным впечатлением от этой замечательной книги, которое составилось у меня, когда я читал ее в подлиннике. Хаксли сравнивает западную психиатрию с соответствующей дисциплиной на Востоке, сложившейся в Дао и Дзен:
«Западная психиатрия, — пишет он, — нацелена на то, чтобы помочь обеспокоенному индивиду приспособиться к обществу менее обеспокоенных индивидов — людей, которые, по всей видимости, прекрасно приспосабливаются и друг к другу, и к местным институтам, и об отношении которых к основополагающему Порядку Сущего не спрашивается. ...Но есть другая разновидность нормы — норма совершенного функционирования. ...Даже человек, прекрасно приспособившийся к больному обществу, может при желании приготовиться к познанию Природы Сущего».
Связь этого высказывания с предметом моего разговора не сразу понятна. Но точно так же, как, с дзен-буддистской точки зрения, западная психиатрия безнадежно запуталась в вопросе целей лечения и данный аспект ее нуждается в основатель-
ном пересмотре, так же и я задаюсь вопросом: не в отсутствии ли ясного представления о целях коренится слабость современной критики? Кому и какую пользу должна нести критика? Возможно, само ее обилие и разнообразие затуманили конечную цель. Положим, каждый отдельный критик ставит перед собой определенные задачи, занимается безусловно нужным делом, а сама-то критика в целом утратила ясное представление о своем назначении. И не удивительно, если это так: разве не стало сегодня штампом, что развитие наук, даже гуманитарных, дошло до такой точки, когда по каждой специальности надо столько всего знать, что ни у какого студента нет времени подробно изучить еще что-либо? И поиски учебной программы, сочетающей изучение специальности с более широким образованием, естественно, одна из самых обсуждаемых проблем в наших университетах.
Разумеется, мы не можем вернуться к представлению о вселенной Аристотеля или св. Фомы Аквинского, как и к состоянию литературной критики до Кольриджа. Но что-то, пожалуй, мы можем сделать, чтобы спастись от потока своей собственной критической продукции, если будем постоянно задавать вопрос: в каких случаях мы имеем дело не с литературной критикой, а с чем-то иным?
Всякий раз я с некоторым удивлением узнаю, что меня считают чуть ли не предтечей критики нового времени — словно я слишком стар и уже не гожусь в критики. Так, недавно я прочитал книгу, где автор — разумеется, критик современный — ссылается на «новую критику», подразумевая под ней, как он пишет, «не только американских критиков, но и целое течение в критике, берущее начало от Т. С. Элиота». Во-первых, непонятно, почему автор так подчеркнуто выделил меня среди американских критиков. А, во-вторых, я не вижу никакого течения в критике, о котором можно было бы сказать, что оно берет начало от меня, хотя, надеюсь, что как редактор журнала «Критерион» я оказал новой критике, или части ее, поддержку, предоставив страницы этого издания в качестве учебного полигона. Но чтобы эта самооценка не показалось преувеличенно скромной, видимо, следует указать на то, что я считаю моим собственным вкладом в литературную критику и в чем нахожу его ограниченность. Лучшее из моей литературной критики — если не считать несколько печально известных фраз, имевших поистине озадачивающий успех в мире, — это эссе о поэтах и драматургах-поэтах, оказавших на меня влияние. Это побочный продукт моего ремесла поэта, или продление того процесса мысли, который вылился в создание стихов. Оглядываясь назад, я вижу, что лучше всего мне удалось написать о поэтах, чье творчество повлияло на мое собственное и чьи стихи я довольно глубоко знал задолго до того, как у меня возникло желание написать о них или представилась возможность это сделать. Моя критика близка критике Эзры Паунда в том отношении, что ее достоинства и ее минусы можно в полной мере оценить лишь в том случае, если рассматривать ее относительно моей собственной поэзии. Правда, в критике Паунда есть некоторая назидательность: мне кажется, читатель, которого он имел в виду, — это скорее всего молодой поэт, чей стиль еще не устоялся. Однако именно любовь к определенным поэтам, на него повлиявшим, а также постоянная рефлексия (подобная той, что я описывал, говоря о себе) по поводу его собственной поэзии пронизывает раннюю книжку Паунда, которая остается одним из лучших его литературных опытов, — «Средневековый дух любви».
Критика поэзии поэтом, или, как я называю ее, — цеховая критика, — имеет один очевидный недостаток. Все, не связанное с творчеством самого поэта или чуждое ему, лежит за пределами его критического обзора. Другой минус цеховой критики в том, что критическая оценка поэта может оказаться несостоятельной за рамками его творчества. Мои оценки поэтов оставались в общем постоянными в течение жизни; в частности, осталось неизменным мое мнение о некоторых современных поэтах. Но это не единственная причина, почему, обсуждая критику, — как, скажем, сегодня — я сосредоточен на критике поэзии. Именно поэзию имели в виду критики прошлого, рассуждая о литературе. Критика художественной прозы — сравнительно недавнее образование, и в мои задачи не входит ее обсуждать; но мне кажется, к ней надо подходить с несколько иным набором весов и мер. Кстати, интересная тема для критика, который занимается анализом критики, не будучи сам поэтом или романистом, — рассмотреть различия, существующие между возможными подходами критики к разным литературным жанрам и необходимыми ему для этого средствами. Но поэзия — наиболее доступный предмет для критики, она естественно приходит на ум при обсуждении критики просто потому, что ее формальные свойства легче всего поддаются разбору. Может даже показаться: стиль в поэзии — это все. Что вовсе не так; но иллюзия того, что в поэзии мы ближе к чисто эстетическому переживанию, делает ее таким жанром литературы, на котором легче всего сосредоточиться, когда мы обсуждаем саму критику.
Значительную часть современной критики, восходящей к той пограничной области, где критика сближается с гуманитарными науками и где гуманитарные науки сближаются с критикой, я бы назвал объяснением через источники. Чтобы стало ясно, что я имею в виду, упомяну две книги, оказавшие в этой связи дурное влияние. Я не хочу сказать, что это плохие книги. Наоборот: с ними должен познакомиться каждый. Первая — книга Джона Ливингстона Лоуза «Дорога в Занаду», и я рекомендую ее каждому изучающему поэзию, кто до сих пор еще не прочитал ее. Вторая — «Поминки по Финнегану» Джеймса Джойса, ее я также советую прочесть, по крайней мере несколько страниц. Ливингстон Лоуз был прекрасным ученым, хорошим преподавателем, симпатичным человеком, и я по причинам личного свойства ему очень признателен. Джеймс Джойс — человек исключительно одаренный, он был моим близким другом, и упоминание здесь о «Поминках по Финнегану» не следует расценивать как похвалу или хулу книге, которая безусловно стоит в ряду произведений, называемых монументальными. Но объединяет обе эти книги то, что и про ту, и про другую можно сказать — одной такой книги вполне достаточно.
Для не читавших «Дорогу в Западу» скажу, что это увлекательнейшее расследование. Лоуз раскопал все книги, которые прочитал в свое время Сэмюэль Кольридж (а он был всеядным и ненасытным читателем) и которые послужили источником образов и фраз, встречающихся в его «Кубла Хане» и «Старом моряке». Книги эти большей частью неизвестные и забытые, — достаточно сказать, что Кольридж не пропускал ни одной книги о путешествиях, попавшей ему в руки. И Лоуз раз и навсегда показал, что поэтическая самобытность — это во многом оригинальный способ создания нового из разнороднейшего и подчас немыслимого материала. Вполне убедительное свидетельство того, как переваривается и преобразуется материал поэтическим гением. Никто, прочитав эту книгу, не скажет, что он стал лучше понимать «Старого моряка», да и не входило в задачи д-ра Лоуза прояснить поэму как таковую. Он занимался исследованием творческого процесса — исследованием, строго говоря, за границами литературной критики. Каким образом отрывки прочитанного Кольриджем превратились в большую поэзию, остается все той же вечной тайной. И все же несколько обнадеженных филологов ухватились за метод Лоуза как за ключ к пониманию любого стихотворения любого поэта, если только в его произведениях видны следы прочитанного. «Интересно, — написал мне примерно год назад господин из Индианы, — интересно, — может быть, я сошел с ума» (ничего подобного, просто у него заскок на почве чтения «Дороги в Занаду»), но нет ли какой-то тонкой связи между «мертвыми кошками цивилизации», «гнилым гиппо», г-ном Курцем и «тем трупом, что посадил ты прошлый год в своем саду»? Это кажется бредом, пока не поймешь, о чем речь: оказывается, добросовестный читатель пытается найти связь между моей «Бесплодной землей» и «Сердцем тьмы» Джозефа Конрада. Если д-р Лоуз заразил специалистов по герменевтике духом соперничества, то в «Поминках по Финнегану» они нашли для себя эталон литературного произведения. Спешу пояснить, что я вовсе не осмеиваю и не очерняю труды специалистов, поставивших перед собой задачу распутать все нити и проследить все связи в этой книге. Если «Поминки по Финнегану» вообще доступны пониманию, — а о книге судят, лишь разобравшись в ней, — то, значит, необходимо предпринять расследование такого рода; и в этом смысле Кэмпбелл с Робинсоном (я называю авторов лишь одного исследования) проделали замечательную работу. Однако обидно за Джеймса Джойса, творца этого чудовищного шедевра: из-под его пера вышла книга, которая без специальной расшифровки целыми страницами воспринимается просто как красивая заумь (красивая вдвойне, когда ее читает автор с его неповторимыми ирландскими интонациями, — жаль, что он так мало записал!). Возможно, Джойс не отдавал себе отчета в том, что его книга очень запутанна. Но как бы в конечном счете ни оценили «Поминки по Финнегану» (я и не пытаюсь этого делать), думаю, что поэзия — ибо это своего рода грандиозная поэма в прозе — создается чаще иным путем и ее вовсе не надо так препарировать, чтобы любить и понимать. И все же загадки, заданные «Поминками по Финнегану», боюсь, укрепили распространенную сегодня ошибку принимать объяснение за понимание. После постановки моей пьесы «Вечеринка с коктейлями» моя почта несколько месяцев распухала от писем, авторы которых предлагали удивительные решения того, что они считали загадкой пьесы. И было очевидно, что они не противятся шараде, которую я, по их мнению, им загадал, — наоборот, она им нравилась. На самом же деле они придумали ребус ради удовольствия найти его решение, хотя и не сознавали этого.
Здесь, признаться, есть доля моей вины — был злополучный факт, когда я ввел критиков в соблазн. Мои комментарии к «Бесплодной земле»! Вначале я хотел лишь поставить сноски к цитатам, стремясь опровергнуть мнение критиков, находивших в моих ранних стихах плагиат. Но когда пришло время издать «Бесплодную землю» отдельной книжкой, — ведь первоначально поэма была напечатана в «Дайл» и «Критерион» без единого комментария, — оказалось, что поэма слишком коротка, и я взялся расширить сноски, чтобы набрать еще несколько страниц печатного текста. В результате комментарии стали примечательной демонстрацией мнимой учености, которая до сих пор является объектом внимания критиков. Я не раз подумывал о том, чтобы снять эти комментарии, но теперь уже от них не избавиться. Они приобрели едва ли не большую популярность, чем сама поэма. Если бы кто-нибудь купил книгу моих стихов и не нашел в ней комментариев к «Бесплодной земле», он потребовал бы вернуть ему деньги. Но мне кажется, что эти комментарии не нанесли большого вреда другим поэтам: во всяком случае, я не помню, чтобы кто-то из современных хороших поэтов высказался отрицательно о самой практике составления комментариев. (Что касается Марианны Мор, то ее комментарии к стихам всегда уместны, оригинальны, емки, прелестны и не дают никакой пищи исследователям корней). Нет, я раскаиваюсь не в том, что подал дурной пример другим поэтам, а в том, что своими комментариями я разжег ложный интерес у любителей изучать источники. Без сомнений, с моей стороны было справедливым отдать дань трудам Джесси Уэстон; но я сожалею, что заставил стольких охотников пуститься на поиски гадальных карт и Святого Грааля.
Размышляя над попытками понять стихотворение посредством объяснения его генезиса, я набрел на цитату из К. Г. Юнга, которая, как мне показалось, имеет некоторое отношение к этому вопросу. Цитата приведена Фр. Виктором Уайтом в его книге «Бог и бессознательное». Фр. Уайт цитирует высказывание Юнга в качестве одного из доказательств существенной разницы между методом Фрейда и методом Юнга:
«Всеми признаваемым фактом, — говорит Юнг, — является то, что любое физическое явление можно рассматривать с механической и энергетической точек зрения. Механическая точка зрения целиком каузальна: рассматриваемое в этом ракурсе, явление представляется следствием какой-то причины. ...Энергетическая же точка зрения, по существу, самодостаточна: явление прослеживается от следствия к причине на том основании, что энергия составляет почву для любых изменений в явлении...»
Цитата взята из первого эссе в «Исследованиях по аналитической психологии». Я добавлю еще одну фразу, не приведенную Фр. Уайтом, с которой начинается следующий абзац: «Обе точки зрения необходимы для понимания физических явлений». Я привожу этот пример просто в качестве содержательной аналогии. Стихотворение можно объяснить посредством изучения его формы и причин, благодаря которым оно появилось; и объяснение это может стать необходимым шагом на пути к пониманию. Но ведь не менее важно понять стихотворение, а в большинстве случаев, должен заметить, еще более важно постараться понять, чем стремится быть поэзия, — постараться уловить, так сказать, ее энтелехию[1] (хотя, признаться, я давно уже разучился уверенно пользоваться подобными терминами). Опасность чересчур довериться причинному объяснению, пожалуй, сильнее всего в критической биографии, особенно если биограф подменяет знание фактов психологическими построениями о внутреннем опыте писателя. Я не хочу сказать, что личность и частная жизнь умершего поэта — священная почва, куда психолог ни ногой. Ученый волен изучать те области, в которые влечет его любознательность — коль поэт мертв и к ученому не могут предъявить иск о нарушении прав личности. Разумеется, писать биографии нужно. К тому же биограф всегда должен быть немного критиком, обладать вкусом и здравостью суждений, должен, наконец, ценить работу человека, чью биографию он собирается писать. С другой стороны, и критик обязан иметь представление о жизни человека, чье творчество он подробно разбирает. Но сама по себе критическая биография — дело тонкое, и когда критик или биограф, человек далекий по своей природе от специальной психологии, начинает пользоваться аналитическими приемами из учебника по психологии, он рискует только сильнее запутать дело.
Насколько информация о поэте помогает понять его поэзию — не такой простой вопрос, как может показаться. Каждый читатель должен ответить на него сам, и ответить не в общем, а конкретно, ибо в одних случаях эти сведения могут быть полезны, в других нет. Для читателя поэзия — это сгусток опыта, букет разных переживаний, причем у каждого читателя он свой. Поясню на примере. Известно, что значительнейшая часть лучшей поэзии Вордсворта была написана за короткий промежуток времени — короткий и сам по себе, и в сравнении с долгой жизнью поэта. Многочисленные исследователи его творчества выдвигали разные теории, объясняющие посредственность его поздних стихов. Несколько лет назад сэр Герберт Рид написал о Вордсворте книгу, — интересная работа, хотя, на мой взгляд, лучше всего ему удалось передать Вордсворта в более позднем эссе в сборнике «Разноцветный плащ». В книге он объяснил расцвет и упадок поэтического гения Вордсворта воздействием на него романа с Аннетой Валлон, о котором в то время стало известно. Позднее г-н Бейтсон написал тоже интересное исследование о Вордсворте (глава «Два голоса» действительно проясняет стиль поэта). В нем он утверждает, что Аннета не играла такой уж большой роли, как считал Герберт Рид, и что настоящая разгадка в том, что Вордсворт был влюблен в свою сестру Дороти, чем и объясняются, в частности, его стихи к Люси и почему после женитьбы его вдохновение иссякло. Что ж, возможно, Бейтсон и прав: его доводы весьма убедительны. Только главный вопрос, на который должен самостоятельно ответить каждый читающий Вордсворта: важно ли это? помогает ли мне это объяснение лучше понять стихи к Люси? О себе могу сказать, что знание скрытых пружин, давших толчок стихам, не обязательно служит мне ключом к их пониманию: излишек информации об истоках стихотворения может даже разрушить мою с ним связь. Я не чувствую необходимости проливать свет на стихи к Люси - -они и так полны сияния. Я не утверждаю, что информация о поэте или догадки вроде тех, что высказали Герберт Рид и г-н Бейтсон, не существенны. Они важны, если мы хотим понять Вордсворта, но они не имеют прямого отношения к пониманию его поэзии. Точнее, к пониманию поэзии как таковой. Я даже готов предположить, что во всякой великой поэзии всегда что-то должно оставаться необъясненным, сколь бы полным ни было наше знание о поэте, и оно-то и есть самое важное. Стихи написаны — что-то новое случилось, такое, чего нельзя полностью объяснить ничем, происходившим до. Я полагаю, это мы и называем «творением».
Объяснение поэзии посредством изучения ее источников — разумеется, не единственный метод современной критики, но он по душе очень многим читателям, желающим, чтобы им объяснили поэзию через что-то другое: во всяком случае, большая часть писем, которые я получаю от неизвестных мне людей, содержит просьбу объяснить им мои собственные стихи, чего я, естественно, сделать не могу. Впрочем, есть и другие тенденции. Одна из них представлена исследованием профессора Ричардса о том, как можно научить оценивать поэзию, а также вербальными изысканиями его выдающегося ученика профессора Эмпсона. И еще я обратил недавно внимание на одно начинание в критике, источником которого, видимо, послужили учебные методы профессора Ричардса и которое по-своему является здоровой реакцией на переключение внимания с поэзии на поэта. Оно заявило о себе недавно опубликованной книгой «Интерпретации»: это сборник статей двенадцати молодых английских критиков, каждый выступает с анализом одного стихотворения по своему выбору. Метод такой: берется известное стихотворение, — все стихи, проанализированные в этой книге, хороши в своем роде, — и без ссылки на автора или другие его работы анализируется: строфа за строфой, строчка за строчкой из него выжимается, выкручивается, выдавливается весь смысл до последней капли, сколько можно. Этакая соковыжимательная школа в критике. Поскольку стихи взяты очень разные, начиная с XVI века по сегодняшний день, и сильно отличаются друг от друга (книга открывается «Фениксом и голубкой» и заканчивается «Пруфроком» и «Среди школьников» Йейтса) и поскольку у каждого критика своя разработанная метода — результат интересный и немного озадачивающий, и, честно говоря, скучновато сидеть над дюжиной стихотворений, проанализированных с такой дотошностью. Представляю, как удивились бы некоторые поэты (все покойные, кроме меня), узнав, что означает их стихотворение: я сам раз или два удивился, когда узнал, например, что туман, упомянутый в начале «Пруфрока», каким-то образом проник в гостиную. Но анализ «Пруфрока» не был попыткой найти истоки этого стихотворения в литературе или в темных глубинах моей частной жизни. Это была попытка разобраться, что означает стихотворение само по себе, независимо от того, вкладывал я в него такой смысл или нет. И за это я благодарен. Некоторые эссе мне просто понравились. Но поскольку все методы в чем-то ограничены и ущербны, я считаю полезным указать на те подводные камни, которыми, на мой взгляд, чреват данный способ анализа. Когда этот метод начнут использовать по его главному назначению — в обучающих целях, если я правильно понял, — учитель все равно обязан будет предостеречь своих учеников.
Итак, первая ошибка — настаивать на том, что у стихотворения должна быть только одна интерпретация, и заведомо правильная. При разборе любого стихотворения, особенно написанного в другую эпоху, всегда найдутся непонятные детали, факты, исторические аллюзии, необычное значение такого-то слова в такой-то период, которые надо объяснить, и здесь учитель может добиваться от учеников верного понимания. Значение же стихотворения как целого не исчерпывается никаким объяснением, ибо значение — это то, что стихотворение означает для разных вдумчивых читателей. Вторая ошибка, — в нее, по-моему, не впал ни один из критиков упомянутого тома, чего не скажешь о читателе... — это желание принять интерпретацию стихотворения, если она убедительна, непременно за объяснение того, что пытался сознательно или бессознательно сделать автор. Ибо мы так привыкли верить, что понимаем стихотворение, раз установлены его источники, прослежен процесс освоения поэтом своего материала, что мы легко можем поверить и другому: что якобы любой анализ стихотворения уже есть и объяснение того, как это стихотворение возникло. Анализ «Пруфрока», на который я ссылался, был интересен мне, потому что он мне помог увидеть стихотворение глазами умного, тонкого и добросовестного читателя. Это вовсе не значит, что он увидел стихотворение моими глазами или его объяснение имеет какое-то отношение к тому жизненному опыту, который вылился у меня в эти стихи, или к тем чувствам, которые я в тот момент испытывал. И последнее: хотел бы я для проверки увидеть этот метод анализа на каком-то новом стихотворении, очень хорошем, прежде мне неизвестном, — интересно, смог бы я после внимательного прочтения разбора им наслаждаться? Ибо почти все стихи, разбираемые в книге, я знал и любил давно и не скажу, что после чтения анализов ко мне сразу вернулось мое прежнее чувство. Точно кто-то развинтил машину и ушел, предоставив мне самому собрать ее заново. Я подозреваю, что интерпретация тогда ценна, когда читатель может назвать ее своей. Наверное, о каждом стихотворении много чего надо знать, множество фактов, которые филологи могут сообщить, тем самым помогая мне избежать известного непонимания; но убедительная интерпретация, я полагаю, должна объяснять в то же время и мои собственные впечатления от стихотворения, когда я его читаю.
В мои планы не входило осветить все типы современной литературной критики. Я хотел прежде всего обратить внимание на то изменение, которое началось в критике, видимо, с Кольриджа, а последние двадцать пять лет прошли особенно быстро. Я объяснил это тем, что в критику вошли общественные науки, и литература (включая современную) стала предметом изучения в колледжах и университетах. Я не осуждаю происшедшее, оно, мне кажется, было неизбежным. В эпохи общей неуверенности, когда люди сбиты с толку новыми науками, когда писателю нельзя опереться на общие читательские верования, представления, среду, ибо таковых почти не осталось, — в такие эпохи ни одна область исследования не может считаться запретной. Но глядя на всю эту пестроту, мы вправе спросить: есть ли нечто такое, что должно быть общим для литературной критики в целом? Тридцать лет назад я утверждал, что ее главное назначение — «объяснять произведения искусства и исправлять вкусы». В 1956 году эта фраза может показаться напыщенной. Сегодня я сказал бы проще и больше в духе времени: «литературная критика должна способствовать развитию понимания литературы и радости общения с нею». Я бы добавил, что здесь подразумевается и негативная задача — указывать на то, чем наслаждаться нельзя. Ибо критик должен уметь иногда осудить второсортное в поэзии и выявить фальшь; хотя эта задача, безусловно, вторична по отношению к просвещенному одобрению того, что достойно похвалы. Хочу подчеркнуть, что я не разграничиваю наслаждение и понимание поэзии как два различных вида деятельности: эмоциональный и интеллектуальный. Под пониманием я вовсе не имею в виду объяснение, хотя порой объяснить то, что поддается объяснению, необходимо для дальнейшего понимания. Возьмем очень простой пример. Изучение незнакомых слов и форм словообразования является необходимой подготовкой к пониманию Чосера, — это и есть объяснение. Но можно овладеть словарем, орфографией, грамматикой, синтаксисом Чосера; более того, можно быть очень сведущим во всем, что касается эпохи Чосера, социальных обычаев, верований, уровня знаний и невежества того времени, — и при этом все же не понимать поэзию. Понять стихотворение значит испытать истинное наслаждение — можно сказать, извлечь из него такую радость, какую оно способно дать. Наслаждаться же стихотворением вслепую, не понимая его сути, значит радоваться тому, что является всего лишь проекцией нашего собственного сознания. Насколько, однако, труден в обращении этот инструмент — язык! Похоже, «наслаждаться» и «извлекать наслаждение» не совпадают по значению. И вправду, семантика слова «наслаждение» меняется в зависимости от предмета, вызывающего удовольствие; различные стихотворения приносят, кажется, разного рода удовлетворение. Действительно, мы не сумеем сполна проникнуться стихотворением, пока не поймем его; и, с другой стороны, столь же верно и то, что мы не сумеем до конца понять стихотворение, если не испытаем радости общения с ним. А это и значит узнать истинное наслаждение, сообразно с другими стихотворениями (вкус проявляется как раз в способности соотнести наслаждение данным стихотворением с радостью, испытываемой от чтения других стихотворений). Едва ли нужно говорить здесь, что нельзя наслаждаться плохими стихами — исключая случаи, когда стихи настолько беспомощны, что способны нас развеселить.
Я сказал, что объяснение может стать необходимым шагом на пути к пониманию поэзии. Мне кажется, однако, что иную поэзию я понимаю без объяснения, например, шекспировское
Full fathom five thy father lies
Отец твой спит на дне морском.
(Перевод М. Донского)
или эти строки из Шелли:
Art thou pale for weariness
Of climbing heaven and gazing on the earth.
Ты так бледна,
Устав на небеса взбираться
и на землю глядеть.
Как чаще всего бывает с поэзией, я не вижу здесь ничего, что требовалось бы пояснить — то есть ничего такого, что помогло бы мне лучше понять стихи и, следовательно, полнее ими проникнуться. И, как я уже намекнул, иногда объяснение может даже отвлечь нас от стихотворения как поэзии вместо того, чтоб подвести нас к пониманию его. Пожалуй, лучшим доказательством того, что я не обманываюсь, полагая, что понимаю, к примеру, лирику Шекспира и Шелли, процитированную выше, является то, что оба эти стихотворения по-прежнему доставляют мне столь же острое наслаждение, что и пятьдесят лет назад.
Таким образом, отличие литературного критика от критика, превысившего границы критики, не в том, что он занят «чистой» литературой или ничем другим не интересуется. Такому критику почти нечего было бы сказать нам, ибо его «литература» была бы чистой абстракцией. Поэтам интересна не только поэзия — в противном случае их поэзия была бы пустой: потому они и поэты, что их главное желание — воплотить свои опыт и мысли (а чувствовать и думать значит интересоваться не только поэзией) — в стихах. И литературный критик тот, кто видит свою главную цель в том, чтобы помочь читателям понять поэзию и испытать радость от общения с нею. Подобно поэту, он должен быть человеком широких интересов, ибо литературный критик — это не просто технический эксперт, изучивший правила и подгоняющий под них писателей, о которых судит: это всесторонне реализовавший себя человек, с убеждениями и принципами, знаниями и жизненным опытом.
Поэтому о любом сочинении, предлагаемом нам в качестве литературной критики, мы вправе спросить: ставит оно целью читательское понимание и наслаждение поэзией? Если нет, оно все равно может быть делом законным и полезным. Но судить о нем надо как о вкладе в психологию, социологию, или логику, или педагогику, или еще какую-то науку, и судить не писателям, а специалистам. Не следует отождествлять также и биографию с критикой: биография обычно хороша тем, что фактами она иногда открывает путь к дальнейшему пониманию. Но она же, переключая внимание на поэта, может увести нас от поэзии. Не надо смешивать знание — фактическую информацию об эпохе, общественных условиях, при которых жил поэт, об идеях того времени, что читаются у него между строк, о состоянии языка в ту эпоху — с пониманием его поэзии. Такое знание фактов, как я уже сказал, иногда необходимо как предварительный шаг; кроме того, оно обладает самостоятельной исторической ценностью. Но что касается оценки поэзии — тут оно может лишь подвести нас к двери, а ключ мы должны найти сами. Ибо смысл приобретения такого знания не в умении спроецировать себя в отдаленную эпоху и способности воспринять стихи так, как мог бы современник поэта, — хотя и в таком опыте есть своя ценность. Главное - -освободиться самим от ограниченностей своего времени и освободить поэта, чьи стихи читаем, от ограниченностей его эпохи и прямо соприкоснуться с его поэзией, обрести живой опыт. Самое важное, когда читаешь, скажем, оду Сафо, не в том, чтобы вообразить себя греком-островитянином, жившим две с половиной тысячи лет назад. Важен опыт, единый для всех людей разных времен и языков, способных радоваться поэзии, важен импульс, передаваемый через эти два с половиной тысячелетия. Поэтому я больше всего благодарен критику, который может убедить меня посмотреть на то, чего я раньше никогда не видел или смотрел только глазами, затуманенными предрассудком; критику, который сумеет развернуть нас лицом друг к другу и затем оставить наедине. С этого момента я должен буду полагаться на свою собственную способность чувствовать, понимать и быть мудрым.
Если в литературной критике делать упор только на понимании — нам грозит опасность рано или поздно съехать на простое объяснение. Нам даже угрожает опасность подмены критики наукой, хотя она ею никогда не была и быть не может. С другой стороны, переоценивая наслаждение, мы рискуем впасть в субъективность и импрессионистичность, и тогда от нашего наслаждения будет не больше проку, чем от простого развлечения и досужих разговоров. Тридцать три года назад, видимо, именно этот второй, импрессионистический тип критики вызвал у меня то раздражение, с которым я, чувствуется, писал о «назначении критики». Сегодня, мне кажется, мы должны больше остерегаться критики чисто объяснительной. Но я не хочу оставить у вас впечатление, будто я осуждаю критику нашего времени. Эти последние тридцать лет были, на мой взгляд, блестящим периодом в английской и американской литературной критике. Оглядываясь назад, я даже думаю, слишком блестящим. Как знать?

0

17

О критиках «со сбитыми настройками», которые живут и читают около прозы, возле поэзии и мимо искусства
Автор: Артем Скворцов
У Льва Лосева есть давнее стихотворение «Ткань (докторская диссертация)». Оно о различных способах неадекватного прочтения литературного произведения. Там наглядно показаны формализм, начетничество, идеологическая проработка… В общем, что угодно, только не живое непосредственное восприятие изящной словесности как искусства.
По иронии судьбы само стихотворение Лосева, наполненное стиховой, стилистической и смысловой игрой, тоже может быть прочитано одним из тех способов, которые он высмеивает: внешне правильно, но по сути пустопорожне.
Есть симптоматичная проблема значительной части современной критики: энергично обсуждать художественный текст, не затрагивая саму художественность.
Не то, не так и не о том.
И удивительное дело — обычно критик «со сбитыми настройками» даже не осознает, что он говорит о чем-то параллельном литературе. О политике, гендере, акционизме, поколенческих вопросах… Только не о самом тексте как художественной ткани.
Началось это не вчера и даже не позавчера. Выдающийся филолог Юрий Щеглов, по стечению обстоятельств родившийся и ушедший из жизни год в год с Лосевым, некогда отметил все ту же тенденцию в литературоведении последних тридцати лет — совершать интеллектуальную подмену, искажать оптику исследователя, в общем, интересоваться чем угодно, помимо собственно поэтики: «…если бы автор <…> был бы неважным поэтом (хотя, может быть, и хорошим метафизиком или кодировщиком герметических смыслов), то, скажем прямо, кому, кроме варящихся в академическом соку схоластов, были бы интересны его философия, психологические идиосинкразии, автореферентность, интертекстуальность и т. п.? Даже понятия, образы, метафоры сами по себе еще не составляют поэзии. Все эти аспекты получают жизнь лишь в рамках словесной и композиционной инженерии, каковая есть главная специальность поэта как мастера слова и эффективность которой является необходимым, хотя часто и бездумно просматриваемым условием легитимности ученых интерпретаций. От нее полностью зависит рецепция стихов, их запоминаемость, напевность или декламируемость, цитабельность, вхождение в культуру. Выявление изобретений, конституирующих поэтические модели, должно бы поэтому интересовать многих. Однако в литературоведческих кругах это занятие в последнее время пользуется низким приоритетом»1.
Выявленный зорким диагностом недуг никуда не делся. «Ширится, растет заболевание». Впрочем, быть может, искусство как таковое всегда было интересно немногим?.. Почти за полтора столетия до современного ученого ровно о том же писал Петр Вяземский: «Знаем, что в наше время многие мало дорожат художественностью: это не реальность (курсив автора. — А. С.), не вещественная ценность, а умозрительная, условная, это остаток суеверия прежних времен и поколений. Ему нет места в новом порядке вещей. Оно, пожалуй, и так для большинства. Но есть и меньшинство; надобно и о нем подумать и не приносить его беспощадно в жертву силе и числу» 2.
Особенно это заметно в разговорах о поэзии. Рассуждая о прозе, можно легко спрятаться за «вокруг да около» и не заметить самообман: автобиографизм, социальность, проблематика-тематика, актуальность-новизна, современный/несовременный герой, политическая прогрессивность/реакционность и все прочее, что в разговоре об искусстве, возможно, порой и любопытно, по сути — мимо, мимо, мимо.
Меж тем стоит заговорить о композиции, стилистическом синтезе или работе со вторым смысловым планом, то есть о том, что составляет саму суть вопросов поэтики, и о том, что гораздо ближе к загадочному явлению вечно ускользающей от формализации художественности текста, как нередко натыкаешься на искреннее недоумение.
Диалог получается приблизительно такой:
- Простите, вы о чем?
- О поэзии…
- Мы все тут не о футболе и не о погоде. Но «графика стиха», «метрическая организация», «память жанра», «подтекст»… Зачем это?
- Так ведь это же и есть основной предмет…
- Сейчас это не-важ-но! Вы разве не видели, что автор сегодня запостил в фейсбуке? Ему же теперь руку нельзя подавать, не то что читать!
- Простите, а какое отношение социальная деятельность автора имеет к художественным достоинствам его поэтического текста?
- Вот тоже, вспомнили… «Качество», «эстетика», «вкус»… Кому и зачем они вообще нужны? Что с ними делать?.. Знаете, с кем он вчера встречался? Публично! Под камеру!
- Не знаю и знать не хочу. Давайте вернемся к семнадцатистишию. Так вот, любопытный ритмический сбой в девятой строке…
- Да какая разница!..

0


Вы здесь » Для начинающих писателей » Школа прозы » Литературная критика как наука (подборка тематических статей